Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки

Возможность появления такой «сверхбомбы», которая, в сущности, могла породить маленькое солнце без гравитации, не дающей солнцу развалиться, рассматривалась еще в 1942 году. Будущая водородная бомба должна была быть в тысячи раз мощнее бомб, уничтоживших Хиросиму и Нагасаки. Роберт Оппенгеймер, руководивший проектом по созданию этих бомб в Лос-Аламосе, поначалу был противником разработки водородной бомбы, поскольку, по его мнению, ее «психологическое воздействие… шло бы вразрез с нашими интересами». Другие физики, в том числе Энрико Ферми и Изидор Раби, выступали против создания водородной бомбы еще активнее: с их точки зрения бомба – «зло и больше ничего, под каким бы углом ее ни рассматривали». Но фон Нейман, боявшийся, что не удастся избежать следующей мировой войны, был совершенно очарован идеей водородной бомбы. «Я думаю, здесь не может быть никаких сомнений и промедлений», – писал он в 1950 году, когда президент Трумэн принял решение продолжить работу над ней.

Однако самым, пожалуй, ярым сторонником водородной бомбы был уроженец Венгрии физик Эдвард Теллер, который при поддержке фон Неймана и военных разработал принципиальный дизайн. Однако в расчеты Теллера вкралась ошибка, и его прототип был обречен на неудачу. Это заметил Станислав Улам, гениальный математик, уроженец Польши (и старший брат советолога Адама Улама). Показав, что из схемы Теллера ничего не выйдет, Улам предложил рабочую альтернативу – причем повел себя с типичной для него чудаковатостью и рассеянностью. Жена Улама вспоминала: «Я застала его в полдень дома – он сидел и напряженно смотрел в окно с очень странным выражением. Никогда не забуду этот отстраненный невидящий взгляд, устремленный в сад, а потом Станислав произнес тонким голосом – я прямо слышу его: “Я придумал, как сделать так, чтобы все работало”».

Оппенгеймер, который к этому времени покинул Лос-Аламос и был назначен директором Института передовых исследований, был побежден. По его словам, проект водородной бомбы, впоследствии получивший название «схема Теллера – Улама» был «такой сладкий с технической точки зрения», что «его обязательно нужно было по крайней мере воплотить». Так что, невзирая на мощную оппозицию со стороны многих сотрудников института, выдвигавших против создания бомбы гуманистические доводы (они подозревали, что происходит, поскольку у сейфа возле кабинета Оппенгеймера выставили вооруженную охрану), только что заработавший компьютер сразу получил первое задание. Дело было летом 1951 года, и расчеты по термоядерной реакции заняли шестьдесят суток. МАНИАК выполнил задачу идеально. В конце следующего года в южной части Тихого океана была взорвана бомба «Айви-Майк», и остров Элугелаб исчез с карты.

Вскоре после этого у фон Неймана состоялся приватный разговор с Уламом на скамейке в Центральном парке, в ходе которого он, вероятно, сообщил Уламу о секретных испытаниях. Но затем, судя по последовавшей переписке, их разговор перешел с уничтожения всего живого на его создание в форме самовоспроизводящихся цифровых организмов. Через пять лет Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон объявили об открытии структуры ДНК, и стало очевидно, что наследственность имеет цифровую основу. Вскоре МАНИАК переключился на решение задач по математической биологии и эволюции звезд. Да, он обеспечил расчеты по термоядерным реакциям, но после этого превратился в инструмент чистого научного познания в полном соответствии с целями института, где его создали.

Однако в 1954 году президент Эйзенхауэр назначил фон Неймана в Комиссию по атомной энергии, и с его уходом компьютерная культура в институте пришла в упадок. Через два года пятидесятидвухлетний фон Нейман умирал от рака костей в Военном госпитале имени Уолтера Рида. Перед самой смертью он принял католицизм, чем совершенно обескуражил родных и близких. (Его дочь считала, что фон Нейман, изобретатель теории игр, должно быть, имел в виду «Пари Паскаля».) «После трагической кончины фон Неймана снобы отомстили ему и не оставили от компьютерного проекта камня на камне», – заметил впоследствии физик Фирман Дайсон и добавил, что «конец нашей компьютерной группы был катастрофой не только для Принстона, но и для науки в целом». Ровно в полночь 15 июля 1958 года МАНИАК выключили в последний раз. Теперь его труп покоится в Смитсоновском институте в Вашингтоне.