Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки

Так что резонно предположить, что компьютер был зачат в грехе. Его рождение способствовало повышению на несколько порядков разрушительной силы, которой располагали сверхдержавы во время холодной войны. А Джон фон Нейман, человек, стоявший у истоков создания первого компьютера, сам был в числе самых пламенных бойцов холодной войны, сторонником превентивного нападения на Советский союз и одним из прототипов киногероя доктора Стрейнджлава. «Цифровая вселенная и водородная бомба возникли одновременно», – заметил историк науки Джордж Дайсон. Фон Нейман словно бы заключил сделку с дьяволом: «Ученые получили компьютеры, а военные – бомбы». И многим ученым из Института передовых исследований такая сделка пришлась совсем не по душе, в том числе и тому, кто написал «ДОЛОЙ БОМБУ» на слое грязи на машине фон Неймана.

Противодействие в институте вызвало не только то, что за проектом стояли военные. Многим казалось, что подобному чудовищу, пожирателю чисел, не место в платоновском святилище чистой науки, каким им виделся Институт передовых исследований. Институт основали в 1930 году братья Эйбрахам и Саймон Флемеры, филантропы и реформаторы образования. Деньги на него дали Луис Бамбергер и его сестра Каролина Бамбергер Фульд, которые в 1929 году продали свою долю акций в сети универмагов «Бамбергерс» компании «Мэйсиз» – за считаные недели до краха фондовой биржи. Сделка принесла Бамбергерам одиннадцать миллионов долларов наличными, из которых пять миллионов (шестьдесят миллионов на нынешние деньги) они пожертвовали на создание «рая для ученых, которые, подобно поэтам и музыкантам, заслужили право заниматься чем им захочется», как выразился Эйбрахам Флемер. Институт было решено построить в Олден-фарм в Принстоне, где во время Американской революции шли бои.

Хотя основатели задумывались о том, чтобы новый институт стал центром экономических исследований, было решено начать с математики, поскольку она, с одной стороны, универсальна, а с другой – не требует особых материальных затрат: «несколько кабинетов и залов, книги, доски и мел, бумага и карандаши», – как сказал один из основателей. Первым сотрудником Института был Освальд Веблен, племянник Торстейна Веблена, затем туда пригласили Альберта Эйнштейна, который приехал в Принстон в 1933 году и решил, что это «чудесный уголок и к тому же крайне занятный тихий омут, где крошечные полубоги на тонких ножках вершат свои церемонии» (по крайней мере, так он говорил бельгийской королеве). В том же году Институт нанял уроженца Венгрии математика Джона фон Неймана, которому едва исполнилось 29 лет.

В пантеоне гениев XX века фон Нейман соперничает с Эйнштейном. Однако у них был совершенно разный стиль. Величие Эйнштейна состояло в том, чтобы придумать принципиально новую идею и превратить ее в красивую (и правдивую) теорию, а фон Нейман предпочитал синтез. Он брал чужие неоформившиеся идеи и благодаря фантастическим интеллектуальным способностям опережал всех на пять корпусов. «Скажешь ему, бывало, какую-нибудь чушь, а он говорит: “А, вы имеете в виду то-то и то-то” – и выдает идеальную формулировку», – рассказывал гарвардский математик Рауль Ботт, одно время пользовавшийся покровительством фон Неймана.

Возможно, в провинциальном Принстоне фон Нейману недоставало культуры будапештских кафе, но на своей новой родине он чувствовал себя как дома. Он был венгерский еврей и вырос в поздней Габсбургской империи, пережил краткий период коммунистического режима под властью Белы Куна после Первой мировой войны, что сделало его, по его же словам, «ярым антикоммунистом». В конце тридцатых он ненадолго вернулся в Европу, поскольку там жила его невеста и впоследствии вторая жена Клари, но покинул Континент навсегда с пламенной ненавистью к фашистам, крепнущими подозрениями в адрес СССР и (по словам Джорджа Дайсона) «твердым решением добиться, чтобы военная слабость никогда больше не вынуждала свободный мир идти на такие же компромиссы, как с Гитлером». Страсть к диким американским просторам выражалась у него в любви к огромным быстрым автомобилям – он каждый год покупал новый «Кадиллак» (даже если еще не успевал разбить старый) и обожал кататься по всей стране по Шоссе 66. Одевался фон Нейман как банкир, устраивал роскошные вечеринки с коктейлями и спал не больше трех-четырех часов в сутки. По словам Клари, обратной стороной его незаурядного интеллекта была «едва ли не дикарская неспособность сдерживать эмоции».