Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки

Так же неудачен и второй аргумент. Из него следует, что кончина Джона Китса в 25 лет – такое же горе, как смерть Льва Толстого в 82 года, поскольку оба они теперь будут мертвы вечно. Главная странность этого аргумента, как подметил английский философ Бернард Уильямс (ныне покойный), состоит в том, что он противоречит первому. Да, количество времени, которое человек провел на Земле, наслаждаясь радостями жизни, и в самом деле математически не убавляет вечность после смерти. Но количество времени, которое ты проводишь мертвым, важно только в том случае, если в этом состоянии есть что-то нежелательное.

Третий аргумент, согласно которому бояться небытия после смерти не более разумно, чем небытия до рождения, при ближайшем рассмотрении тоже рушится. Как заметил Нагель, между двумя безднами, обрамляющими человеческую жизнь во времени с двух сторон, наблюдается существенная асимметрия. Время после смерти – это время, которого смерть тебя лишает. Ты мог бы прожить дольше. Но во время до рождения ты существовать не мог. Если бы тебя зачали раньше, у тебя была бы совершенно другая генетика, а значит, и другая личность. Иными словами, это был бы уже не ты.

Воспитывать у себя безразличие к смерти нелогично не только с философской точки зрения. Это может быть и опасно с точки зрения морали. Если моя смерть – ничто, стоит ли так волноваться из-за чужих смертей? Подход Эпикура – наслаждайся каждым моментом жизни и не тревожься о смерти – на поверку пуст, примером чего и служит история Джорджа Сантаяны, одного из мертвых философов из книги Кричли. Сантаяна ушел из Гарварда и поселился в Риме, где его и обнаружили американские солдаты после освобождения Италии в 1944 году. Когда один журналист из Life спросил его о войне, Сантаяна дал напыщенный и совершенно бессмысленный ответ: «Я ничего не знаю, я живу в Вечности».

Полная противоположность – Мигель де Унамуно, испанский философ XX века, которого Кричли по непонятным причинам не включил в свою книгу. Никто не боялся смерти больше Унамуно, который писал: «В детстве меня совершенно не трогали самые яркие живописания преисподней, поскольку уже тогда ничего не страшило меня сильнее самого небытия». В 1936 году Унамуно, рискуя попасть под самосуд фалангистов, выступил с гневным обличением франкистского приспешника Хосе Мильяна-Астрау. Унамуно поместили под домашний арест, и десять недель спустя он скончался. Неудивительно, что особое отвращение вызывал у него боевой клич испанских фашистов «¡Viva la muerte!» – «Да здравствует смерть!»

Зеркальная война

Много лет назад я бродил по тихим старым улицам в Нижнем Ист-Сайде в Нью-Йорке и случайно очутился в странном магазинчике. Торговали в этом магазинчике только одним товаром – зеркалами, которые не меняют местами право и лево: продавцы называли их «истинные зеркала». Одно из таких зеркал стояло в витрине. Я взглянул на собственное отражение в нем и ужаснулся: какое, оказывается, перекошенное у меня лицо, какая кривая улыбка, так мерзко выглядит пробор на непривычной стороне головы! Тут до меня дошло, что передо мной мое настоящее изображение, то, что видит мир. А отражение, к которому я привык, то, что я вижу в обычном зеркале, – на самом деле портрет моего непохожего двойника, у которого право и лево не там, где у меня.

В том, что обычные зеркала меняют местами право и лево, нет ничего странного – не так ли? Право и лево – просто названия двух направлений по горизонтальной оси, параллельной плоскости зеркала. Вертикальные направления, параллельные плоскости зеркала, называются верх и низ. Однако оптика и геометрия отражения по всем осям, параллельным зеркалу, одинаковы. Так почему же зеркало по-разному обращается с горизонтальной и вертикальной осью? Почему право и лево оно меняет местами, а верх и низ – нет? На первый взгляд это глупый вопрос. «Когда я машу правой рукой, мой зеркальный двойник машет левой, – скажете вы. – Когда я трясу головой, нельзя же ожидать, что мой зеркальный двойник дрыгнет ногой!» Все это верно, но вполне можно было бы ожидать, что вы отразитесь в зеркале вверх ногами и ноги у двойника окажутся там, где у вас голова – точно так же, как ваша левая рука оказывается там, где у него правая.