Полная тишина, по словам Руссо, навевает скуку. Наплывают мысли о смерти.
Но ведь можно послушать пенье птиц и журчанье ручья, впадающего в каналы, зажатые каменными глыбами. То там, то сям пасутся стада овец, а на почтительном расстоянии можно увидеть лошадей и кур.
Но прекрасней всего — вид на маленькое озеро, а на нем в лодке — одинокий бродяга. Он гребет одним веслом, время от времени пускает суденышко по воле ветра и волн, а сам ложится на дно лодки и в экстазе восклицает: «О природа! О мать моя! Я всецело под твоей защитой; здесь нет хитрых и коварных людей, которые стали бы между тобой и мной».
Жан-Жак был влюблен в Природу. В каком-то смысле именно она была его любимой женщиной, непорочной. Она заставляла забыть о проблемах и конфликтах. Именно в Природе Руссо видел самое желанное и органичное место обитания.
Возникает впечатление, будто природа для Руссо отождествляется с отсутствием, с отрицанием города и связанной с ним суеты — светской жизни, искусства, шума и всякой фальши. Он призывает уйти из города — от купцов и адвокатов, журналистов и художников, от наук и ремесел. Став частью природы, человек «бродит по лесам, без ремесел, без языка, без жилища, без войн и привязанностей. У него нет потребности в других, и он не желает никому причинять вред. Пока человек не будет противиться внутреннему голосу жалости, он никому не причинит зла».
Путешественник, если верить Руссо, человек простой и мирный. Он свободен. Уйдя из города, он оставил семью, обязательства, занятия. Он попрощался с ответственностью, с деньгами. Он покинул друзей и любимых, отказался от амбиций и будущего. По сути он мятежник, отвергнувший однако и идею бунта. Он блуждает по лесу один, как бродяга. Он бродит по дорогам, не обремененный собственностью, он отрекся от ценностей и возможностей. Единственное, что ему нужно — рюкзак на спине.
Жан-Жак покидает постоялый двор. Мятежник и поклонник природы, он одет в длинную светло-коричневую хлопковую рубаху, в короткие брюки и длинные шерстяные чулки. У него легкая, но добротная обувь.
Теперь он должен решить: повернуть ли обратно и отправиться домой или все-таки продолжить странствие. Жан-Жак повернул обратно, ему хочется домой, к письменному столу. Вскоре он уже дома, в маленьком замке, который арендует у богатой приятельницы.
Он садится к письменному столу, у окна. И пишет «Прогулки одинокого мечтателя»: «…В моем плачевном положении ничего не остается — только написать новые заметки о моих одиноких прогулках и мечтаниях, которые переполняют меня, когда я даю волю своим мыслям, когда они следуют естественным путем, свободно, не встречая сопротивления. Эти часы одиноких медитаций — единственное, что мне принадлежит в течение дня, когда я предоставлен лишь самому себе, когда у меня нет никаких препятствий, когда я могу с уверенностью сказать: природа на моей стороне».
«Я получил, мсье, вашу новую книгу, направленную против человеческой расы, и благодарю вас. Никто еще не применял столько умственных способностей на то, чтобы превратить нас, людей, в зверье. После прочтения вашей книги хочется встать на четвереньки», — писал Вольтер.
Назад, к природе? К звериной жизни, к первобытному состоянию? Нет, это не забава, не шутка. На полном серьезе: мы хотим совершить обратный скачок. Встать на четвереньки. Забыть про возвышенное, про все, что держит нас на плаву. Нас так и тянет вниз, назад.
В Осане есть кафе — типичная забегаловка с примитивной едой и дешевым пойлом. Четыре стола на потертом паркетном полу, лампы, которые больше затемняют, чем освещают пространство. Это место, мимо которого трудно пройти.
Я знаю официанта, его зовут Кристиан, он чилиец, брал у меня уроки норвежского много лет назад. Красивый парень, которого занимают только девушки, больше он ни на что не годится, думал я тогда, но вот он здесь и у него есть профессия. И, похоже, он ею даже гордится. Он приносит кружку пива и резким движением ставит ее передо мной.
— Ну и что же с тобой стряслось? — спрашивает он.
Вот именно, что со мной стряслось?
Это невеселое заведение навевает грустные мысли: мне нужно получить какую-нибудь профессию. У меня никогда не было никакой профессии. Я выбрал другой путь, я бунтовал, писал и публиковал книги. Я путешествовал и занимался всякой всячиной, однако профессии у меня никогда не было.
Но ты не знаешь секретов профессиональной жизни, думал я. Беседы в кафетерии. Корпоративные праздники, семинары, коллеги! И подумать только — у тебя никогда не было даже никаких отпусков. Никто ни разу не зачислял тебя на работу, и никто не увольнял, тебя никогда не отстраняли или не отказывали в приеме на службу, тебя не посылали — ни вперед, ни назад, ни куда-либо, ни откуда-либо. То есть ты, короче говоря, всегда был сам по себе.