Порой некоторые из них оказывались причастны к акциям из серии «плащей-и-кинжалов». Но важнее для них было другое: окружавшая ЦРУ аура тайны была столь сильна, что, когда кто-нибудь из сотрудников уклонялся от ответа на вопрос о характере его работы или вообще на вопрос, где именно он работает, отвечал: «В правительственном учреждении», — люди полагали, что он, конечно, самым прямым образом причастен к каким-то опасным тайным акциям.
Но вряд ли даже пять процентов сотрудников ЦРУ когда-нибудь реально соприкасалось с миром шпионажа, как он рисуется в сочинениях романистов, и большинство сотрудников не имело доступа к полученной из первых рук информации о какой-либо деятельности, более рискованной, чем ежедневные поездки на машине из дома на работу. Тем не менее в ЦРУ царила атмосфера тайны. Аллен Даллес любил эту атмосферу и всячески способствовал ее созданию.
Отчасти окружавшая ЦРУ тех дней таинственная аура объясняется некоей энергией и отвагой, сопутствовавшей осуществлению всех видов дел — от самых рутинных до политически весьма значимых. Однако позже именно эта атмосфера тайны породила в умах общественности подозрение, что ЦРУ, возможно, черт-те что вытворяет по собственному произволу, именно эта атмосфера затушевала тот факт, что основная работа ЦРУ — это сбор и анализ информации, работа на благо страны.
Моя карьера в те времена была во многом миниатюрным отражением становления ЦРУ. В 1950 году мне было 32 года, когда Билл Лангер объявился в том самом офисе, где началась моя карьера под сенью УСС. Лангер получил широкие полномочия на создание системы подготовки национальных оценок, нужных Смиту для представления президенту страны соответствующих рекомендаций и возведения запруды на пути бурного потока советов, основанных на надеждах и страхах дипломатов и военных.
Лангер сказал мне, что Смит предлагает набрать в Управление национальных оценок тысячу человек. Я ответил, что нам нужно не количество, а качество и посоветовал начать с тридцати, список каковых я ему представил. Позже, сказал я, мы можем увеличить штат за счет каких-то видных людей, если их удастся склонить к работе в нашем Управлении. Я предложил, чтобы у нас работало от силы 50 человек, но при условии, что каждый из них будет разведчиком с широким профессиональным профилем, каждый с умением писать обзоры различного рода данных и составлять оценки информации. важной со стратегической точки зрения (в очень широком понимании таковой). Лангер согласился со мной, и в течение всех двадцати лет существования Управления национальных оценок в нем никогда, полагаю, не было занято более ста человек.
Структура Управления была простой. Мы создали штаб оценок, главой которого стал я. Кроме того, было учреждено — во главе с Лангером — правление национальных оценок, которое должно было рассматривать подготовленные штабом оценок документы и согласовывать различные проблемы с Госдепартаментом, военным министерством, ВМС и ВВС.
Лангер был великолепен в этой роли. Всегда заранее подготовившись, он отстаивал то, что считал справедливым, и не терпел чепухи, ежели таковая городилась представителями Госдепартамента или военных министерств, в каком бы ранге те ни были. Неаргументированные возражения Лангер просто отметал с порога, благо в крайнем случае у него была возможность опереться на престиж Смита. Я, как сейчас, вижу его, сидящим во главе стола и произносящим несколько в нос: «А теперь, генералы, — те из вас, кто всего лишь многословен, — послушайте меня. Я хочу говорить по существу дела и буду откровенен…» Силой личности и интеллекта он создал новый стиль докладов о разведывательных данных — взаимосогласованные доклады НОРДа (Национальная оценка разведывательных данных).
Мои старшие коллеги из Отдела глобального обзора Людвелл Монтегю и Дефорест Ван Слик стали членами правления национальных оценок, образовав тот стержень профессионального подхода к проблемам, в котором так нуждался Лангер, а мы старались наладить работу нового офиса. Монтегю лично проследил за всеми стадиями процесса координации в ходе подготовки первых шести документов, написанных сжато и энергично. Это были оценки конкретных опасностей, стоявших перед США в свете вмешательства СССР и Китая в корейскую войну. В правление также вошли профессор калифорнийского университета Рэй Сонтаг, выдающийся знаток истории Германии, и профессор Калвин Гувер, эксперт по советской экономике, бывший сотрудник УСС, однако занимавшийся там сбором разведывательных данных, вместо аналитической обработки их. К ним присоединился профессор Джеймс Кули (проработавший в ЦРУ 20 лет), человек исключительно одаренный и крайне дотошный в деле выработки всяких документов. Генерал Хюбер, только что оставивший пост командующего 7-ой армией из состава оккупационных сил, дислоцированных в Германии, стал первым из числа государственных деятелей старшего поколения, пришедших в правление из вооруженных сил.