Идеологическая диверсия. Америке нужен мир! Желательно, весь

С тех пор арсенал разведывательных средств США дополнился за счет подводной разведки. Этот факт вызвал в свое время сенсацию, а именно — когда в прессе появились сообщения о том, как летом 1974 года США пытались обнаружить советскую атомную подлодку. Сегодня, конечно, возможности советской разведки почти не уступают возможностям американской, но ЦРУ по крайней мере на пять лет раньше прорвалось в область фоторазведки благодаря блестящей работе «тандема» — команды Артура Лундэла и инженеров Дика Биссела.

Открытое небо

Работая в УТР, я мало знал обо всех этих технических новациях, но однажды мне все-таки пришлось вплотную соприкоснуться с миром открытого неба, предвозвестником которого был U-2.

В середине 1955 года президент согласился на созыв первого совещания в верхах, в котором должны были участвовать главы правительств СССР. Великобритании, Франции и США. Даллес решил отправить меня в составе американской делегации в Женеву — в качестве аналитика я был ежедневно информировать о последних разведывательных данных государственного секретаря и президента США. Я пробыл в Женеве полторы недели, день и ночь вися на связи с Вашингтоном. Совещание длилось с 18 по 23 июля, породив «дух Женевы», — первый из серии периодов детанта в американо-советских отношениях. Однако в конкретном смысле ничего, кроме «духа Женевы», совещание не принесло. Зато я получил возможность поглазеть на Хрущева, Булганина, Жукова, Молотова и прочую публику, которую я так издавна и так настойчиво изучал. Каждый раз, входя в конференц-зал, чтобы передать то или иное сообщение Фостеру Даллесу, я оказывался всего лишь на расстоянии вытянутой руки от этих людей.

Вспоминая об этом совещании, я всегда поражаюсь попытке Эйзенхауэра осуществить дипломатический прорыв, предложив политику открытого неба — пакт о взаимной проверке посредством воздушной разведки. И это при том, что он знал об U-2. Им двигал американский дух неистребимой надежды на лучшее — он сделал жест доброй воли и нарвался на грубый отпор Хрущева.

Я стоял возле зала, где проходило совещание, когда прозвучало это экстраординарное и дальновидное предложение Эйзенхауэра. Потом из зала вышел американский посол Чарлз Болен (переводчик Эйзенхауэра на совещании) и сказал мне, что русские назвали предложение США всего лишь шпионским трюком. Интересно, пожалели ли они об этом хоть раз позже, когда U-2 начал в одностороннем порядке осуществлять то, что Эйзенхауэр предлагал делать на двусторонней основе?

Ирония состоит в том, что сегодня мир на земле в значительной степени зависит от односторонних возможностей США и СССР следить за осуществлением соглашений о вооружении при помощи технических средств, развившихся на технологической базе создания U-2. Так или иначе, равновесие стратегической ядерной мощи двух держав, то равновесие, на котором строится безопасность США, обеспечивается работой американской разведки, базирующейся на технике аэрофотосъемок, которую сотрудники ЦРУ начали разрабатывать еще двадцать пять лет тому назад.

ЦРУ за рубежом

После завершения совещания в верхах (в ходе которого не было достигнуто никакого серьезного соглашения), в Женеве началась конференция министров иностранных дел. С 27 октября по 16 ноября они бесплодно препирались по поводу формулировок договоров о разоружении, объединении Германии, большей свободе в обмене людьми и информацией между Восточной и Западной Европой. Вопросы эти оказались из числа трудных — о них до сих пор идут бесконечные переговоры. Намереваясь быть полезным президенту в случае, если ему понадобится какая-то консультация, я, учитывая круг обсуждаемых в Женеве вопросов, подготовил компьютеризированный индекс секретных данных, которые, по-моему, могли бы пригодиться. Однако трудился я втуне, так как никто из американской делегации не обращался ко мне с соответствующими запросами. Но вместе с тем, поскольку я был единственным человеком, претендовавшим на умение оперировать этим компьютеризированным индексом, мне пришлось еще на несколько недель остаться в Женеве при нашей делегации, снабжая ее данными текущей разведки и оказывая иную посильную помощь.

Я вел себя открыто: наше консульство выделило мне машину с шофером, и я разъезжал по всему городу с портфелем, набитым секретными материалами ЦРУ. Так же я вел себя и во время совещания в верхах, что ни утро появляясь на вилле, где остановился Эйзенхауэр (и мы с Эндрю Гудпастером подготавливали материалы к утреннему брифингу президента). Однажды начальник швейцарской базы ЦРУ показал мне фотографию моего, можно сказать, коллеги — шефа КГБ генерала Серова, который находился в Женеве инкогнито и разъезжал в пуленепробиваемом лимузине в сопровождении телохранителей. Это меня поразило. Он явно играл роль главы тайной полиции, а не разведчика-аналитика.