Поскольку я уже был в Европе, штаб-квартира приказала мне побывать на базах ЦРУ в Германии и Великобритании, чтобы проинформировать их сотрудников о ходе заседании в Женеве и о царившей там атмосфере. Особенно понравилось мне в Германии, где я познакомился с ведущими работниками нашей базы — самым большим оперативным комплексом ЦРУ из числа зарубежных. Я имел возможность вновь убедиться в том, что интересы и заботы офицеров агентурной разведки сходны с таковыми вашингтонских аналитиков, что офицеры эти зачастую люди незаурядные и при том отличные знатоки местной ситуации (но вся полнота их знаний, насыщенных интереснейшими подробностями, не умещается в рамках официальных докладных записок, отсылаемых в Вашингтон). Чем больше я узнавал этих людей, тем яснее мне становилось, что нам в Вашингтоне было бы весьма полезно теснее сотрудничать со специалистами на местах.
Один интересный эпизод открыл мне глаза на мир агентурной разведки. У начальника швейцарской базы, человека остроумного и подчеркнуто вежливого, много лет работавшего в агентурной разведке, был один отличный источник информации, имевший контакты с советской делегацией. Каждый вечер начальник базы отправлялся в один из женевских ночных клубов, где подолгу и подробнейше расспрашивал этого агента, а потом — уже совсем за полночь — встречался со мной для передачи сведений о советской реакции на ход дневного заседания. Информации этой буквально цены не было, она давала мне возможность прямо там же, на месте, заниматься обычной работой аналитика, производить оценку информационного сырья, полученного от агента, и отбирать все наиболее интересное для передачи президенту или госсекретарю. Около пяти часов утра из Вашингтона поступали очередные данные текущей разведки, которые я пополнял сведениями, почерпнутыми от агента за несколько часов до того. Так что во время утреннего брифинга президент получал самые свежие новости. Все были абсолютно довольны нашим умением своевременно предоставлять нужную информацию и выражали в связи с этим чрезвычайное удовлетворение, не зная (или ничего не имея против этого), что для сна мне оставалось не более трех часов в сути. Похоже, это был уникальный случай, когда агентурная разведка напрямую работала для самых высоких правительственных кругов.
Когда я наконец вернулся в Вашингтон, мои связи со службами агентурной разведки стали теснее, чем прежде. Особенно я сблизился с Диком Хелмсом. На Хелмса работало несколько агентов, чьи имена были величайшим секретом. Он был доволен возможностью доводить точку зрения этих агентов до сведения аналитиков ЦРУ, умению которых хранить тайну он доверял. Наши отношения основывались на взаимном уважении и доверии, которые с годами ничуть не потускнели. Дик был образцом выдержанного, хорошо информированного профессионального руководителя агентурной сети и группы связников. Связник — это работник ЦРУ, обычно гражданин США, поддерживающий контакты с тайными агентами, обычно неамериканцами, поставляющими информацию, которую невозможно получить из открытых источников или при помощи технических средств. Хелмс знал этот тайный мир (особенно в Европе) лучше любого другого разведчика, разве что за исключением самого Аллена Даллеса. Я очень ценил связи с агентурными службами, поскольку это обогащало мое понимание агентурных сообщений и давало возможность рекомендовать Комитету по отбору разведывательных данных, за какой информацией следует охотиться в первую очередь. Тогда я как раз какое-то время работал в составе этого комитета — межведомственной группы, периодически обсуждавшей вопросы очередности разработки агентурными службами тех или иных тем и осуществления ими тех или иных задач. Такого рода опыт превратился в убеждение, не изменившееся с годами: нет лучшего пути к успеху в сборе и оценке разведывательной информации чем интеллектуальное содружество ученых и разведчиков-практиков.
В середине 50-х годов ЦРУ затеяло грандиозный проект, который обошелся ему в миллионы долларов, но зато принес горы ценной информации о Советском Союзе. Это был проект берлинского туннеля. История его сооружения интересна тем, что она иллюстрирует тот тип разведслужбы, когда различные функции ее частично перекрывают одна другую и друг друга поддерживают. Советские власти в Восточном Берлине обнаружили туннель только в апреле 1956 года, а до того — в течение многих месяцев — большая часть сообщений между Восточным Берлином и СССР фиксировалась и переправлялась в штаб-квартиру ЦРУ на предмет последующей обработки и анализа. Улов был обилен и очень полезен для аналитиков-специалистов по советской экономике, науке и вооруженным силам. Не менее полезен он был и для исследовательских отделов текущей разведки как ЦРУ, так и всего разведывательного сообщества.