Мне вспоминается один из примеров того, как в рамках СНБ действовала система брифингов, — это было в 1957 году, в конце моей работы в УТР. Летом того года наши специалисты по науке и экономике были озадачены данными довольно путанного рода, свидетельствовавшими о том, что СССР производит испытания управляемых ракет, запуская их с территории Казахской ССР и целя на Камчатский полуостров. Наступила заря ракетной эры, но преобладавший в Вашингтоне тип мышления фактически не был готов к ней. Я подготовил насыщенный изрядным числом технических деталей доклад относительно того небольшого количества фактов, что нам были известны о советских ракетных испытаниях; во время брифинга — накануне заседания СНБ — Даллес забраковал его, утверждая, что президент этот доклад ни в жизнь не поймет, что, собственно говоря, значило, что ему самому не вполне понятны все эти военные и технические спецификации. Я отстаивал свою позицию со всей энергией, но победил все-таки Даллес. Вместо этого доклада мы решили представить на заседание СНБ описание крутых мер, предпринятых Никитой Хрущевым для реорганизации бюрократического аппарата в производственной сфере.
Следующим утром мы, как обычно, направлялись в лимузине в Белый Дом — Даллес сидел рядом со мной и просматривал текст своего доклада, как водится, ворча по поводу тех или иных его положений. Вдруг он задумчиво спросил: «Вы в самом деле считаете вопрос о ракетных испытаниях важным?» Мы уже вылезали из машины, и я едва успел кивнуть ему утвердительно. Мы проследовали в министерскую комнату — рядом с Овальным кабинетом президента, — и брифинг начался. Директор ЦРУ сидел на дальнем конце длинного стола — возле камина, а президент восседал посредине, спиной к окнам.
Я сел на стул недалеко от двери и приготовился к демонстрации всяких наглядных пособий (для этой цели возле камина размещался небольших размеров стенд) и ответу на те вопросы, на которые сам Даллес затруднится ответить из-за обилия в них технических подробностей. Я так и замер, когда в конце брифинга Аллен Даллес заявил, что есть новые тревожные данные о советском ракетном оружии, о чем, закончил он, вам расскажет мистер Клайн.
Я вскочил и в растерянности взглянул на карту экономических районов СССР — она решительно не подходила для данного момента. Но у меня, слава Богу, был большой опыт участия в брифингах, так что я быстро взял себя в руки и с напускной храбростью ткнул указкой в карту, возлагая надежды на то, что ошибся не более чем миль на пятьсот. Я кратко изложил наши данные об испытаниях ракет, о запусках их с территории Казахстана на Камчатку и сообщил, что, по мнению наших специалистов, это ракеты малого размера, но, конечно, потенциально они могут стать грозным оружием.
Эйзенхауэр отнесся к этому сообщению внимательно — наклонившись вперед, он спросил меня, можно ли эти ракеты запустить также и с Камчатки, и если да, то достигнут ли они Соединенных Штатов. Я ответил, что теоретически ракеты могли бы достигнуть Гавайских островов, однако — не Калифорнии, и что вообще в данный момент цель советских испытаний другая. Президент вежливо поблагодарил меня, и СНБ пришел к обсуждению других проблем.
Насколько мне известно, это был единственный случаи представления заседанию СНБ вопроса о советских ракетах, перед тем как Хрущев взбудоражил весь мир в октябре 1957 года облетевшим земной шар Спутником-1. Позже Даллес сказал мне, что он чрезвычайно доволен, что мы все-таки не проморгали вопрос о ракетах.
Когда работы над изобретениями, ставшими одним из величайших достижений ЦРУ, шли полным ходом, я только догадывался о них по ряду косвенных признаков. Речь идет об U-2, самолете с высоким потолком полета, и фотокамере, способной делать снимки с 25-километровой высоты. Качество этих снимков даст аналитикам возможность распознавать даже крохотные объекты — величиной всего в 30 см. Именно благодаря U-2 удалось выявить то, что делалось на ракетном полигоне в Казахстане и на других советских военных базах.
Возможность наблюдать за противником при помощи фотоглаза из поднебесья знаменовала начало новой эры в разведке. Произошла революция в методах сбора информации, появилась возможность получать огромное количество подробнейших данных о разных странах и, кроме того, несказанно облегчилось бремя, лежавшее на плечах секретной агентуры. Плюс к тому, как только удавалось обнаружить новый радар, ракетную установку, самолет, подлодку и т. п., так сразу перед исследователями открывалась возможность выявить долговременные тенденции в развитии вооруженных сил объекта наблюдения. Исследовательский центр, где сравниваются и перепроверяются все данные фотосъемок, сведения, почерпнутые из агентурных сообщений и открытых источников, стал в большей, чем когда— либо ранее, степени ключом к успешности аналитической работы разведки.