Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Заметим, что данные дискуссии показали, что концептуального и «структурного» единства в среде советских историков как не было, так и не появилось. Необходимо отметить и еще одно. Естественный рост патриотических настроений в годы войны стал питательной почвой для все большего поворота исторической науки в сторону патриотизма и своеобразного национал-большевизма. Более того, по наблюдениям специалистов, из идеологии практически исчезла коммунистическая составляющая: «Коммунизм… не играл важной роли в патриотическом языке. Точный характер патриотизма, к которому апеллировала пропаганда, варьировался от “советского патриотизма”, — лояльности к СССР, преданности делу защиты его территории, народа и образа жизни, — до местного патриотизма, сфокусированного на родном районе, городе или области»[248].

Именно в годы войны окончательное оформление и теоретическое обрамление получает концепт «советского патриотизма», представлявший собой сложную комбинацию из внутри- и внешнеполитических идеологем. По мнению современного историка И. Б. Орлова, особую роль в актуализации его пропаганды сыграло то, что в 1944 г. советские войска вышли к границе СССР, и пропагандистские органы должны были подготовить солдат к встрече с буржуазным миром[249].

В исторической науке военного времени прошла полноценная кампания по борьбе с немецким засильем. В определенной мере она стала продолжением антифашистской пропагандистской кампании, развернутой в предвоенное время, но фактически сошедшей на нет после пакта Молотова-Риббентропа[250]. Главным объектом гонений стало все немецкое. Так, злостными кознями немецких ученых объяснялось засилье норманизма. Важным событием стало обсуждение третьего тома «Истории философии», где рассматривалась немецкая классическая философия Канта, Фихте и Гегеля. Авторов обвинили в том, что они не сумели показать противоречие между прогрессивным методом Гегеля и его реакционным мировоззрением. Выводы были далеко идущими: «Эти ошибки свидетельствуют о серьезном неблагополучии в Институте философии АН СССР. Институт не освещал актуальных вопросов марксистско-ленинской философии, не разрабатывал философского наследия В. И. Ленина, не создал работ, разоблачающих разбойничью фашистскую идеологию. Институт не объединял, не готовил и не выдвигал молодые кадры теоретических работников, оторвался от научной общественности и научных учреждений.»[251]. Постановление фактически ставило знак равенства между немецкой идеалистической наукой и нацизмом. Учитывая тесную связь русской гуманитаристики и немецкой научной традиции еще с XVIII–XIX вв., когда русские ученые именно в немецкой модели образования и науки видели идеал, приходится признать, что борьба с засильем немцев неизбежно ударяла по традициям отечественной науки, в частности истории.

Одной из жертв борьбы со всем немецким стал М. Н. Тихомиров и его книга «Ледовое побоище и Раковорская битва». В аналитической записке о недостатках идеологической работы, представленной А. С. Щербакову, указывалось, что историк «впадает в серьезную политическую ошибку, утверждая вслед за немцами, что… отношения русских князей с народами Прибалтики якобы преследовали грабительские цели, что русские грабили и разоряли западные области ливонов и эстов. Профессор на протяжении многих страниц своей книги охотно цитирует высказывания немецких историков, по существу направленные на утверждение фашистской легенды о превосходстве германской нации.»[252].

31 марта 1944 г. в Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) прошло совещание, посвященное положению на идеологическом фронте. Несмотря на высокую интенсивность идеологической работы, было признано, что сделано недостаточно. Г. Ф. Александров озвучил организационные планы на будущее. В частности, он предлагал организовать Академию общественных наук для подготовки кадров[253]. В этот же день на имя А. С. Щербакова от Александрова было отправлено письмо с подробными предложениями по улучшению пропагандистской работы. Заметное место в нем уделялось вопросам исторической науки и преподаванию истории в вузах. Признавалось, что студентам недостаточно освещают героическое прошлое Родины. Среди некоторых преподавателей «появилась в последнее время тенденция поменьше говорить о классовой борьбе в Истории СССР и рассматривать деятельность всех царей, как деятельность прогрессивную»[254]. Некоторые из них увлеклись буржуазной историографией и игнорируют марксистскую.