Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

Особенно стоит отметить тот факт, что Вознесенский, возглавляя университет, понимал, что главная его ценность – университетская профессура[1280]. После войны это достояние ломали и сверху и снизу, но Александр Алексеевич, надо отдать ему должное, сопротивлялся до последнего, и в ЦК, и в Министерстве, и в обкоме, райкоме, парткоме ЛГУ, отстаивая своих профессоров.

Будучи человеком неоднозначным, Вознесенский производил на современников различное впечатление, чему отчасти способствовали и специфические черты его характера (семейная страсть к аккуратности и четкости, семейная же склонность к грубости, приобретенное высоким положением барство и т. д.).

«Вознесенский довольно давно работал в университете, но профессора естественных факультетов сталкивались с ним редко, его специальностью была политэкономия. Незадолго до войны Вознесенский получил звание профессора и стал деканом экономического факультета. Главное достоинство Вознесенского заключалось в том, что он приходился родным братом Николаю Алексеевичу Вознесенскому – председателю Госплана и кандидату в члены Политбюро ВКП(б). Фамилия брата постоянно попадалась в газетах при всех официальных перечнях представителей партии и правительства – тех перечнях, которые начинались именем Сталина. Этого было достаточно, чтобы и на ректора Вознесенского падал ореол власти. Он входил в состав Ленинградского горкома партии, мог встречаться и говорить с наиболее ответственными людьми. Сам он отличался большой энергией и очень большой самоуверенностью»[1281], – писал профессор-физик С. Э. Фриш.

Он же вспоминал о блокадных днях:

«Я пошел к нашему ректору Вознесенскому. Вознесенский, пользуясь своими связями, находился в явно лучшем положении, чем другие университетские работники. Хотя он тоже похудел, но дистрофии у него не замечалось: он выглядел по-прежнему крепким, бодрым человеком. Вознесенский не только не скрывал своего привилегированного положения, но с какой-то примитивной наивностью гордился им. Он, например, охотно подчеркивал, что, несмотря на все трудности, сохранил в своем личном пользовании машину. Каждый день он уезжал на этой машине, давая окружающим понять, что едет в Смольный по важным и неотложным делам. На самом деле он ездил обедать в закрытую столовую горкома.

Я сказал ему:

– У меня лежит племянник шестнадцати лет. Если ему не оказать существенной помощи, он погибнет. Помогите мне.

Сперва Вознесенский разразился довольно длинной тирадой о том, что не надо впадать в пессимизм, что положение города скоро улучшится… Потом он прибавил:

– Я попробую что-нибудь сделать. Зайдите завтра.

На следующий день он сказал:

– Мне удалось получить место для вашего племянника в детской больнице при Педиатрическом институте. Говорят, это сейчас лучшая детская больница. Я распорядился, чтобы шофер отвез вашего племянника туда на моей машине»[1282].