Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

Помог Вознесенский и В. Я. Проппу, о чем вспоминает О. Н. Гречина:

«Мы тогда жаловались ему (В. Я. Проппу. – П. Д.) на бесцеремонность и грубость ректора А. А. Вознесенского. Он всегда останавливал нас: “О нем я могу говорить с благодарностью – он спас меня от смерти!” Действительно, в июле 1941 года Пропп получил из милиции повестку: в 24 часа явиться, имея запас вещей и продуктов. Это была срочная высылка из Ленинграда всех немцев. Владимир Яковлевич пошел к ректору с этой повесткой, и тот быстро освободил его от явки, которая, конечно, грозила бы гибелью и Владимиру Яковлевичу, и его семье.

Никто так не жалел Вознесенского, как Владимир Яковлевич, когда вслед за братом, Н. А. Вознесенским, был расстрелян и А. А.»[1283].

Причем помощь Проппу Вознесенский оказывал и в дальнейшем, как в 1942 г. в эвакуации, так и по возвращении Ленинград в 1944 г.

Также многократно помогал Вознесенский профессору Б. М. Эйхенбауму:

«В январе 1942 года положение в семье было настолько трудным, что я, – пишет Б. М. Эйхенбаум, – несомненно, погиб бы, если бы вдруг не получил от университета (по распоряжению А. А. Вознесенского) паек. В феврале я получил его вторично и таким образом дотянул до марта, до эвакуации. У меня была сильнейшая дистрофия, но умственная работа продолжалась с прежним напряжением»[1284].

Борис Михайлович написал ректору письмо, в котором благодарил А. А. Вознесенского «не только от всего сердца, но и от всего желудка»[1285]. Когда же ректор узнал, что при переезде пропали все вещи профессора (там было и самое ценное – рабочие рукописи книги о Толстом), он написал письмо в Саратовский горсовет, где говорилось:

«У профессора ЛГУ Б. М. Эйхенбаума при переезде через Ладожское озеро был утерян чемодан со всеми носильными вещами. Убедительно прошу оказать профессору срочную помощь»[1286].

Вознесенский пытался помогать Б. М. Эйхенбауму и после войны.

Однако помощь оставшимся в блокадном городе профессорам стоит воспринимать и как вынужденный шаг – ведь сам ректор, не желая прекращать учебный процесс, в 1941 г. всеми силами сопротивлялся эвакуации профессуры, чем из-за собственных амбиций подписал многим подчиненным смертный приговор: к тому времени, когда в 1942 г. профессорско-преподавательский состав ЛГУ был все-таки эвакуирован в Саратов, многие умерли от голода.

Ольга Борисовна Эйхенбаум вспоминает прибытие ленинградского поезда в Саратов в 1942 г.:

«И вот мы подъехали к конечному пункту нашего путешествия – к Саратову. Я проснулась оттого, что мы стоим. Обедать не приглашали. Тишина, все спят. Какой-то шум, голоса, шаги приближаются к нашему вагону. Внезапно рывком открылась дверь, на пороге выросла высокая фигура, держа в поднятой руке фонарь.

– Все живы? Больных нет? Здравствуйте, дорогие! – это был голос Вознесенского – ректора Ленинградского университета. Поднялся шум, все встали, кто-то пробрался к Вознесенскому и стал целовать его.

– Ну ладно – все в порядке! Иду дальше, – быстро сказал он, пряча глаза от света фонаря, – он плакал. Многие плакали, благо было еще темно»[1287].