Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

«С большим вниманием были выслушаны выступления члена Секретариата правления Союза советских писателей Б. Горбатова и представителя Ленинградского Горкома ВКП(б) С. И. Аввакумова, которые говорили о путях дальнейшей перестройки работы ленинградских литераторов. Избрано новое правление Ленинградского отделения Союза советских писателей в составе 25 человек. В работе собрания принял участие секретарь Горкома ВКП(б) тов. Я. Ф. Капустин»[1413].

Это собрание было первым послевоенным общим официальным собранием ленинградской писательской организации, насчитывавшей тогда, как заметил Б. Горбатов, всего «270 писателей, меньше батальона…»[1414].

В первый день, 9 октября, А. А. Прокофьев выступил с основным докладом, посвященным важнейшим задачам работы ленинградских писателей в свете постановления ЦК, после чего развернулись оживленные прения. Первым литературоведом, который поднялся на трибуну, был профессор филологического факультета Б. С. Мейлах, выступивший с характерной для этого оратора речью, которая заканчивалась словами:

«У нас нет и не может быть никаких других задач, кроме общих задач совместной борьбы за дальнейшее развитие советской литературы, и несомненно, что коллектив писателей, в основном здоровый, преданный партии, полный творческих сил, справится с теми ответственными задачами, которые ставит перед нами решение Центрального Комитета партии»[1415].

Выступления проходили в привычном ключе: критиковали М. М. Зощенко и А. А. Ахматову, но некоторые пошли еще дальше – В. К. Кетлинская и С. Д. Спасский особо остановились на идеологических просчетах О. Ф. Берггольц. Любопытен диалог, произошедший во время выступления прозаика М. Э. Козакова, который более чем сочувственно воспринял идею воспитательного воздействия на писателей, связав ее с утратами военных лет:

«КОЗАКОВ: Средний возраст писателя десять лет тому назад был тоже 36 лет, а в 1946 г. средний возраст – 46 лет. Я не говорю о той талантливой молодежи, которая приходит, но она пришла не в той пропорции, чтобы заменить стариков. Стало быть, вопрос о кадрах – вопрос серьезный, и надо в нашем большом советском идеологическом хозяйстве, надо нам – Союзу писателей подходить к кадрам, я бы сказал, более чутко и заботливо. Бить каждого из нас, если он того заслужил!

КАПУСТИН: Бить не требуется!

КОЗАКОВ: Не надо бить? Но надо, по совету и указанию Иосифа Виссарионовича, как-то пестовать.

КАПУСТИН: Было сделано очень крутое предупреждение, и у ленинградцев есть силы и мы можем это сделать!»[1416]

Желающих высказаться по докладу А. А. Прокофьева оказалось без малого 40 человек, а потому прения перенесли на второй день – утро 10 октября; к этому же времени совместными усилиями писательского и партийного руководства был подготовлен проект резолюции.

Героем второго дня, без всяких сомнений, стал Б. М. Эйхенбаум. Особенно резким оказалось выступление поэта А. Е. Решетова[1417]: обрисовав ленинградскую атмосферу, он еще более настаивал на ленинградской специфике, и без того вполне всем очевидной: