Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

«Григорий Александрович был весьма разносторонней натурой, и разносторонним был его талант. Вероятно, не очень многие знают, что он пробовал свои силы и на литературном поприще. Кажется, это было в первые дни войны, добираться домой было сложно и трудно, и я остался у него ночевать. И неожиданно он начал читать мне главы из своей большой вещи, по-видимому, автобиографической. Я и сейчас не знаю, сколько он успел написать, но то, что я услышал, было по-настоящему талантливо и интересно»[1277].

Место захоронения Г. А. Гуковского неизвестно. Наиболее вероятно, что тело его было сожжено в Донском крематории, где в 1934–1953 гг. массово сжигались трупы репрессированных, в том числе и тех, кто погиб или был расстрелян в тюрьме МГБ СССР «Лефортово» на рубеже 1940–1950‐х гг.

Но когда в 1973 г. скончалась его вдова З. В. Гуковская, то она была похоронена в Комарове. «На могильной плите надпись: “Григорий Александрович и Зоя Владимировна Гуковские” и даты жизни и смерти. Здесь и на самом деле мог бы лежать Г. А. Гуковский после смерти, если бы колесо истории не проехало по нему, как и по многим другим, и не лишило его даже могилы…»[1278]

М. К. Азадовский

«Все пережить пришлось в полной мере – толпу врагов, измену и равнодушие друзей, подлую трусость вчерашних “преданнейших” учеников и море, страшные потоки льющейся отовсюду и все захлестывающей лжи и клеветы»[1279], – писал М. К. Азадовский 20 мая 1949 г.

Хотя 1949 г. и был апогеем злоключений Марка Константиновича, но, увы, отнюдь не их завершением. Возврат его к фольклористике, несмотря на выдающийся масштаб М. К. Азадовского именно как фольклориста, из-за идеологических претензий к ученому оказался невозможен.

Сверх того, в самом конце 1949 г. вышел первый том обновленной Большой советской энциклопедии – издания, являющегося памятником идеологии сталинского режима и важнейшим источником для его исследования. Именно в этом томе оказалась помещена статья о М. К. Азадовском. Наличие такой публикации, даже несмотря на ее тенденциозность, было признаком того, что ученому было оставлено право на жизнь, но, с другой стороны, уж точно не в качестве фольклориста.

«Азадовский, Марк Константинович (р. 1888) – русский советский литературовед, фольклорист. Наиболее значительны работы в области изучения сказок: “Сказки Верхнеленского края” (1925); “Русская сказка. Избранные мастера” (1931–32); “Верхнеленские сказки” (1938), “Сказки Магая” (1940) и др. В них, так же как и в работе “Ленские причитания” (1922), А[задовский] выступил как собиратель и исследователь русского фольклора в Сибири. В работах “Н. А. Добролюбов и русская фольклористика” (1936), “Н. Г. Чернышевский в истории русской фольклористики” (1941), “Белинский и русская народная поэзия” (1948) А[задовский] показал значение революционных демократов в изучении русского народного творчества. В исследованиях А[задовского], особенно в таких, как статья “Источники сказок Пушкина” (в кн.: “Литература и фольклор”, 1938) и “А. Н. Веселовский как исследователь фольклора” (1938), сказалось влияние порочного историко-сравнительного метода Веселовского с его идеализмом и реакционным космополитизмом»[1280].

Предчувствуя результат появления этой статьи, М. К. Азадовский писал Н. К. Гудзию: «Очень удручила меня заметка в БСЭ с ее похабной концовкой, – боюсь, что эта заметка сыграет роль осинового кола»[1281].