Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

Наряду с этим ранее вышедшие работы профессора традиционно растаскивались коллегами по цеху, но особенно обидными были события 1952 г., когда ведущие центры литературоведения обратили свой взор к вопросам текстологии – тому разделу науки о литературе, которым Борис Михайлович упорно занимался долгие годы и в котором его авторитет был непререкаемым[1320].

Все его разработки в области текстологии – подготовленные рабочие материалы или ранее озвученные в виде докладов[1321] – в один момент были присвоены другими, причем были представлены как большое академическое начинание, но уже без всякого упоминания об Эйхенбауме. Речь идет о программной статье «За образцовое издание классиков», которую 15 июля 1952 г. напечатала «Литературная газета»[1322]. По поводу этой публикации Борис Михайлович записал в дневнике: «Фактически значительная часть статьи написана мной – взята прямо из текстологической инструкции, которую я написал для Гослитиздата»[1323].

Ольга Борисовна Эйхенбаум вспоминала позднее:

«Папу в послевоенные годы почти не печатали, а потом и вообще отовсюду выгнали надолго. Так что он в своей жизни сделал гораздо меньше, чем мог бы сделать, если б работал в нормальных условиях. Но он почти всегда был нищим, прожил очень тяжелую жизнь»[1324].

23 июня 1949 г. Б. М. Эйхенбаум писал своему ближайшему другу В. Б. Шкловскому:

«…Живу пока тем, что продали рояль. Надо дожить до середины января, когда надеюсь получить пенсию по новому закону (1600 руб. в месяц).

У меня пока нет никакой оплачиваемой работы – выключен совершенно. ‹…› Итак, я – веселый нищий. Веселый – потому что сижу спокойно дома, не бываю на заседаниях, не вижу подлецов, не устаю и не пишу. ‹…›

Новая поговорка: “Земля наша велика, а заработка в ней нет”.

Кроме того, у меня украли пальто. Есть поговорка: “Не повезет, так уж не повезет: в п…е на кость напорешься”. Грубо, но хорошо!»[1325]

В этот сложный момент большую помощь и поддержку оказали Борису Михайловичу друзья. Позднее, по инициативе Г. П. Макогоненко, в складчину ему было куплено «профессорское» пальто[1326], а постоянно приходившие в дом гости обеспечивали семью продуктами.

«У нас в доме обожали собираться гости, несмотря на то что деда выгнали из университета и Пушкинского Дома за “формализм и космополитизм”. Анатолий Мариенгоф с женой, актрисой Никритиной, Козаковы, Шварцы, иногда Ольга Берггольц (правда, редко – она пила, и ее старались не приглашать), артист Игорь Горбачев, Юрий Герман, отец Алеши, писатель Израиль Моисеевич Меттер, автор сценария “Ко мне, Мухтар!”, тайком от деда приносили прямо на кухню продукты. А тот все удивлялся и спрашивал у дочери: “Оля, откуда у нас такое изобилие, ведь денег нет?”»[1327]

К научной работе Борис Михайлович стал возвращаться только в 1950 г., а до той поры он посещал лишь симфонические концерты в соседней филармонии[1328]. Но летом 1950 г. он уже начал подготовку «Записок С. П. Жихарева» для «Литературных памятников»; 20 октября он после долгого перерыва переступил порог Отдела рукописей Публичной библиотеки (вступив тотчас же в И. П. Лапицкого), и часто там бывал той осенью[1329]. В ноябре М. К. Азадовский писал Ю. Г. Оксману: «Бор[ис] Мих[айлович] “трудится” над образом далеко не прелестного Жихарева[1330]».

Однако получение гонорара за это издание также задерживалось. 11 января 1953 г. М. К. Азадовский писал Ю. Г. Оксману: