Взяв отпуск, Виктор Максимович надеялся немного отдышаться, оставив лишь руководство дипломниками и аспирантами, которые встречались с профессором на дому. Как мы писали выше, 1 декабря 1949 г. он был уволен из ЛГУ «в связи с переводом», но до места назначения не добрался, поскольку начальник ГУУ МВО СССО К. Ф. Жигач сперва не давал разрешения на его зачисление в ЛГПИИЯ, а 14 февраля и вовсе отменил свой приказ о переводе.
«Обращение ученого в Министерство высшего образования с просьбой предоставить ему работу в каком-либо вузе результатов не имело»[1345]
: всякая педагогическая деятельность была для него под запретом; В. М. Жирмунский был готов занять место в Одессе, но и в этом ему было отказано. В академических учреждениях также возникали сложности. К моменту погрома 1949 г. он работал в Пушкинском Доме в должности заведующего сектором западных литератур, но последствия переименования Института литературы в Институт русской литературы не замедлили сказаться. Весной 1950 г. сектор был расформирован, а В. М. Жирмунский с 1 марта 1950 г. уволен из ИРЛИ. Лишь распоряжением Президиума АН СССР он был зачислен на должность старшего научного сотрудника[1346], а с 1 декабря 1950 г. переведен на такую же должность в Ленинградский филиал Института языкознания (преобразованный после вмешательства И. В. Сталина в вопросы языкознания из ИЯМа имени Н. Я. Марра и с того момента подчиненный Москве).Здесь еще раз необходимо отметить тот факт, что Президиум Академии наук по мере сил стараться помочь «ленинградцам» – Г. А. Гуковскому, В. М. Жирмунскому и др., понимая, очевидно, всю тяжесть их положения.
Таким образом, благодаря званию члена-корреспондента Виктор Максимович смог сохранить работу, да и доплата за академическое звание была важной частью дохода, что позволило ему удержаться от продажи книг и прочего имущества, которым вынуждены были жить М. К. Азадовский и Б. М. Эйхенбаум. Однако до середины 1950‐х гг. В. М. Жирмунский занимался преимущественно лингвистикой без возможности печатать свои работы в приемлемом для него виде. Это вынужденное молчание удалось преодолеть в 1956 г., когда после длительного перерыва вышла в свет его очередная книга «Немецкая диалектология» (М.; Л., 1956). Не останавливаясь на характеристике этой фундаментальной монографии, представляющей собой сравнительно-историческую грамматику немецких диалектов, изучением которых В. М. Жирмунский особенно активно занимался в 1920–1930‐х гг., важно отметить то обстоятельство, что выход в свет этой книги утвердил Виктора Максимовича в качестве живого классика науки, поскольку именно с этого времени начинается триумфальное общемировое признание научных заслуг ученого.
Не последним обстоятельством, позволившим этому свершиться, стало начало оттепели – благодаря послаблению режима В. М. Жирмунский выехал в 1956 г. в ГДР. Именно в Германии началось его чествование: 17 мая 1956 г. В. М. Жирмунский был избран членом-корреспондентом Академии наук ГДР. После перевода «Немецкой диалектологии» на немецкий язык (1962) состоялось избрание Виктора Максимовича членом-корреспондентом Британской академии (1962), впоследствии его имя пополнило и списки Датской Королевской (1967), Саксонской (ГДР, 1967) и Баварской (ФРГ, 1970) академий, он был избран почетным доктором ряда европейских университетов, в том числе Оксфордского (1966).
Однако признание за границей отнюдь не означало, что он будет признан на родине: в 1957 г. он был лишь переведен с должности старшего научного сотрудника сектора на должность заведующего сектором индоевропейских языков Института языкознания. Только в 1958 г. он смог вернуться на филологический факультет Ленинградского университета: при разделении кафедры германской филологии на три отдельных (немецкой, скандинавской и английской) его пригласили занять место заведующего кафедрой немецкой филологии.
Но чтобы получить право оставаться ученым в Советской стране, Виктор Максимовичу до конца своих дней приходилось отрекаться от «грехов» молодости. В 1965 г. П. Н. Берков писал: