За годы противостояния в Азадовском кристаллизовались те качества, которые были у него еще в молодости, а затем укрепились в тюрьме и на зоне: безоглядность в действиях и категоричность в суждениях, вера в справедливость мироустройства, преданность друзьям и ненависть, хотя иногда и скрытая, к недругам. Собственно, тот, кто с юности был максималистом и кто прошел столь тернистый путь: тюрьму, лагерь, многолетнюю изматывающую борьбу за очищение собственного имени, – не имел права на слабость и гамлетовскую нерешительность. Иначе он не мог бы победить.
Должно быть, именно тюрьма научила его сжимать зубы, выносить невыносимое. Былая порывистость уступила место терпению, порой многолетнему. И хотя практически ни один из тех, кто сломал ему и его жене жизнь, не ответил за свой поступок ни по «всей строгости закона», ни по каким-либо иным «понятиям» (а к примитивной «мести» Азадовский по своему происхождению и воспитанию оказался не способен), переступить через себя и остановиться он тоже не мог. И даже тогда, когда пора было твердо сказать: «Стоп! Хватит! Здоровье дороже!», он все равно брался за перо.
Да и жизненные обстоятельства не позволяли ему остановиться, то и дело напоминая о «днях минувших». Так, в начале «нулевых» вдруг оказалось, что справка о реабилитации недействительна без дублирующего решения прокуратуры; пришлось опять «взяться за старое» – вступить в переписку, чтобы получить надлежащий документ.
Что же касается попыток привлечь к ответственности бывших милиционеров и чекистов, то довольно скоро ему стала понятна вся бесплодность и неосуществимость этой идеи.
Хотя время от времени он совершал такого рода попытки. 4 августа 1995 года он подал развернутое заявление на имя мэра Петербурга Анатолия Собчака, характеризуя ситуацию, сложившуюся вокруг его «дела», как «правовой беспредел». Ему ответил начальник Управления административных органов мэрии Санкт-Петербурга В.П. Иванов, и этот ответ лишний раз убедил Азадовского в безрезультатности его действий. Процитируем содержательную часть документа:
По результатам проводившегося в 1988 году комиссией КГБ служебного расследования действий сотрудников УКГБ по Ленинградской области в отношении Азадовского К.М., имевших место в 1980 году, ряд сотрудников Управления за допущенные просчеты и нарушения были привлечены к дисциплинарной ответственности. Приказом начальника УКГБ СССР по Ленинградской области Кузнецову А.В. было объявлено замечание. Прокуратура Санкт-Петербурга, вновь проверившая в 1995 году уголовные дела в отношении К. Азадовского и С. Лепилиной, признаков состава преступления в действиях сотрудников органов безопасности, в том числе и Кузнецова А.В., не установила. Нет оснований и к привлечению Кузнецова А.В. к повторному дисциплинарному взысканию. Дополнительно установлено, что другие сотрудники УКГБ по Ленинградской области, причастные к ведению в 1980 году дела К. Азадовского, в настоящее время в органах УФСБ по Санкт-Петербургу и области не работают.
Впрочем, было еще письмо (насколько нам известно, последнее) – Председателю правительства РФ В.В. Путину (с пометой «лично») от 1 ноября 1999 года. Изложив обстоятельства своей многолетней эпопеи, Азадовский просил направить его заявление в Генпрокуратуру для возбуждения уголовного дела в отношении бывших сотрудников госбезопасности и взять рассмотрение этого заявления под личный контроль…
Трудно объяснить, на что надеялся Константин Маркович, когда писал и отправлял этот текст. Мы сомневаемся, что его обращение дошло непосредственно до адресата, но оно действительно было передано в Генеральную прокуратуру, а оттуда направлено в Прокуратуру С. – Петербурга. Ну а там было установлено, что отказы в возбуждении уголовных дел «в связи с отсутствием состава преступления» направлялись Азадовскому уже неоднократно, и, стало быть, оснований для изменения позиции прокуратуры не имеется.