Идеология русской государственности. Континент Россия

Критики крестьянской реформы, глядя на исторические даты указов «О вольности дворянской», отметили, что тем самым реформа запоздала ровно на сто лет. Раз освобождены дворяне, то нет оснований не освобождать крестьян из крепостной зависимости. Что верно. Но не тут-то было. Екатерина Великая, как и предыдущие «немецкие» российские монархи, не понимала устройства русского общества и исходила из утопической концепции, что опору государства должно составлять дворянство, а для этого власть помещика над крестьянами должна быть как можно более полной. В этом явно просматривается попытка перенести на русскую почву знакомое ей с детства «двухэтажное» властное устройство европейских феодальных государств, возникших на исторической почве завоевания одних народов другими. Утопичность такого воззрения состояла в том, что помещики, поглощённые собственными, отнюдь не государственными интересами, никакой опорой быть уже не могли (напротив, ожидали, что это государство обеспечит опору для них), а также уже не обладали властью над крестьянами.

В итоге у помещика появилась возможность выместить на крестьянах всю свою психопатологию, повысить, насколько возможно, изъятие продуктов крестьянского труда, ублажить себя лично. При этом помещик получил в одном лице официальные полномочия приказывать, судить и наказывать (гражданские и уголовные нормы при этом не различались), а также устанавливать «местные порядки». Жаловаться царю непосредственно – «в собственные руки», как подавали челобитные встарь – стало нельзя под страхом жёсткого наказания. Уйти в солдаты, как при Петре I, тоже. Теперь личность крестьянина оказалась полностью исключена из политической системы, а отсутствие законченной правовой системы (когда законы полны и непротиворечивы, а их соблюдение контролирует суд) неизбежно предавало эту личность произволу и злоупотреблению помещиков своими полномочиями. Немало сделал для прикрытия реальности произвола известный писатель, историк и идеолог Карамзин, соединявший в своих сочинениях представления об идиллии сельской жизни с трезвостью хозяйственного расчёта «крестьяновладельца» (должен заботиться об исправности крестьянина как источника хозяйственных благ) и теоретической «добротой» помещика. Карамзин много сделал для литературного обоснования «помещичьей утопии».

Принципиальные противоречия и пробелы закона, необязательность его исполнения создавали как высокую неопределённость личного положения крестьянина, расширявшую сферу его личной зависимости от помещика, так и неограниченные возможности его эксплуатации (ввиду отсутствия её нормативных пределов). Такое положение дел прикрывалось риторикой патернализма: «помещик – отец своим крестьянам», в то время как патриархальный уклад реально давно остался в прошлом. Если такое отношение на деле и реализовалось помещиком индивидуально и по доброй воле, то поступавшие так дворяне составляли незначительное меньшинство и никакой политической силы в совокупности собой не представляли. Они могли лишь поддерживать личным примером этический принцип, отвергаемый подавляющим большинством.

Между тем крестьяне вовсе не соглашались и не принимали такую всеобъемлющую власть помещика. Подчинение помещику силой обеспечивал не сам помещик, а государство. Что исключало лояльность к последнему. Во все времена крепостного положения был жив и общераспространён политический идеал крестьянина, его идеология (то есть такое представление, которого не может быть у раба). Согласно этому идеалу воля помещика должна быть ограничена властью царя. Власть помещика крестьянин если и готов был принять, то лишь в объёме реальной заботы помещика о земле, которой живёт и на которой трудится крестьянин, и о самом крестьянине.

Крестьяне в 1613 году царя выбирали. Перед этим восстановив русский трон. Так что дело не в «сказке о добром царе», а в исторически реальном правосознании. Оно в течение всего периода крепостного состояния (которое и заслужило клеймо «русского рабства» из-за личной зависимости) зримо подтверждалось значительно лучшим общим положением государственных крестьян, получивших и при реформе в среднем вдвое больше земли.