Иди на голос (СИ)

Альвин прыгнул вперёд, точно кошка. Тяжкий удар под дых согнул Лейлу вдвое. Кто-то сзади скрутил ей руки, а Альвин попытался зажать рот — и тут же отпрянул, тряся ладонью:

— Кусается, дрянь!

Лейла вырвалась, отскочила назад, прямо в самую реку, и, зачерпнув котлом воды, плеснула в нападавших.

— Пшли вон!

Но озверевшим парням это только добавило злости.

— Выходи из речки, дура, — почти ласково сказал Альвин. — Выходи, пока добром просят.

Лейла замотала головой, прикидывая, скольких она успеет огреть котелком, прежде чем её всё-таки схватят, и тут между нею и Альвином встал Бродяжка, опершись на свою палку, словно на меч.

— Беги, Лейла, — спокойным голосом посоветовал он. — Беги, пока они не опомнились!

Но Альвин и его дружки опомнились быстро — быстрее, чем Лейла успела сделать хотя бы пару шагов. Первого нападавшего Бродяжка толкнул ладонью в грудь, и тот от неожиданности потерял равновесие, но на этом бой и закончился. Кто-то — Лейла не успела заметить, кто — ударил Бродяжку рукоятью меча по голове, и тот рухнул в воду.

Лейла завизжала, но ей тут же зажали рот. Девушка попыталась кусаться, но на этот раз рука была в кожаной рукавице. Оставалось только лягать парней ногами. Лейла была уверена, что попала раз или два, а затем её повалили на берег и прижали руки и ноги. Лейла обречённо зажмурилась. Юбку на ней задрали, и она чувствовала, как по голым ногам гуляет ветер, но куда омерзительнее были прикосновения чужих ладоней. Раздался треск разрываемой рубахи, и чьи-то потные лапищи стиснули её грудь. Лейла мотнула головой, пытаясь ударить насильника лбом — но сделала только хуже: жёсткая ладонь сдавила горло. Перед глазами поплыли красные круги. Лейла поняла, что сейчас задохнётся.

— Бежим! — вдруг истошно заорал кто-то прямо у неё над ухом. — Бежим, ребята, это воевода!

Железная хватка на горле разжалась, и Лейла судорожно втянула в себя свежий воздух.

— Лейла!

«Я здесь, воевода!» — хотела крикнуть Лейла, но сил хватило только на сдавленный хрип.

Высокая широкоплечая фигура выросла над ней внезапно. Воевода глянул мельком — и, отвернувшись, снял с себя плащ и протянул его Лейле. Та кое-как завернулась, прикрыв разорванную рубаху. Воевода помог ей сесть.

— Они тебя не… ты цела?

Лейла закивала головой. Говорить она всё ещё не могла.

— Кто это был? Ты видела лица?

Лейла сначала кивнула, потом неопределённо пожала плечами — видела, мол, но не всех.

— Не бойся. Главное, что цела. Больше тебя никто здесь не тронет — клянусь жизнью.

Лейла закашлялась. Голос постепенно к ней возвращался.

— Там певец! — просипела она.

— Кто? — не понял воевода.

— Ну Бродяжка! Он меня спасать бросился! Там, в реке!

Воеводе не надо было повторять дважды. Вынеся Бродяжку из воды, он со всей возможной мягкостью опустил его на камни. Луна только начинала всходить. В её скудном свете лицо Бродяжки показалось Лейле совсем белым и безжизненным. Из раны на виске сочилась тёмная кровь.

Это было уже тем самым последним ударом, после которого тот, кого бьют, падает, как подкошенный. Лейла почувствовала, как что-то лопается у неё под рёбрами, как слишком туго натянутая бечёвка — и со стоном повалилась Бродяжке на грудь.

— Ой, лишенько-о-о-о!

Рука воеводы ласково легла ей на плечо.

— Прибереги слёзы, Лейла, — мягко попросил он. — Плакать будешь над покойником.

Лейла всхлипнула:

— А он не?.. Он разве не?..

— Ну что ты! — разуверил её воевода. — Живой он, только воды нахлебался. Посторонись-ка!

Лейла послушалась. Воевода устроил Бродяжку на спине поудобнее и резким движением свёл его руки вместе. Изо рта юноши потекла вода.

— Ну-ка, ещё!

На третий или четвёртый раз Бродяжка закашлялся и приоткрыл глаза.

— Где я? — слабым голосом спросил он. — Кто это?

Представив, каково сейчас Бродяжке — в непроницаемой тьме, без твёрдой опоры, потому что земля ему сейчас должна казаться зыбким болотом (навершием по голове — шутка ли?!), Лейла чуть не расплакалась снова.

— Ты на берегу реки, — ответил воевода. — Я — воевода, я вытащил тебя из воды. Лейла тоже здесь.

— Лейла? Она цела?

Лейла схватила руку Бродяжки и прижала к губам.

— Цела я, цела, — скороговоркой заговорила она, целуя мокрые, холодные как лёд пальцы. — Всё хорошо! Воевода всех прогнал.

Воевода на это не сказал ничего, только спросил, повернувшись к Лейле:

— Ты как, идти сможешь?

Лейла кивнула:

— Да.

— А ты, певец?

— Не знаю.

— Значит, не сможешь, — подвёл черту воевода. — Ладно, не беда.

Лейла подумала, что худенького Бродяжку она, если надо, вынесла бы и на своём горбу — мешки с зерном, которые приходилось таскать с гумна в амбар, были немногим легче. Но так бережно, как у воеводы, у неё ни за что бы не получилось. Воевода старался шагать мягко, чтобы лишний раз не трясти раненого. Лейла трусила следом.