Лейла замотала головой. Нет, такой поговорки она не слыхала.
— Ты чего ждала-то, если ты у них которую луну перед глазами маячишь? Да ещё и юбку подоткнёт, голыми ногами сверкает! Сама раздразнила — а теперь плачешься?
— Да не дразнила я никого! — хриплым от слёз голосом возразила Лейла. — И юбку я подтыкаю не для этого! Мне ж работать надо, а она мешается!
— Другим бабам не мешается, а тебе мешается? — вызверился Андрис. — А то, что у тебя бродяга этот под боком спит — это каково? Как парням на такое смотреть, ты сама подумай?
Лейла не думала — она глядела в огонь, превратившийся в размытое жёлто-красное пятно.
— Нарывалась, нарывалась — вот и нарвалась! — закончил Андрис. — Ну и так, между нами: если уж нарвалась, могла бы себя и потише вести! Эка невидаль — бабу в кустах прижали! Для чего тогда бабы и для чего кусты, если не для этого?
Андрис хохотнул, довольный собственной шуткой.
— Ладно, будет, — совсем другим голосом заговорил он, грубовато приобнимая сестру за плечи. — Сопли подбери, тебе говорят! Вот, уже лучше. Значит, говоришь, воевода тебя спас?
Лейла кивнула.
— А потом что?
— Ничего, — Лейла шмыгнула носом. — Сюда привёл. Рядом сидел. Потом Виту послал за тобой.
— Ох, ду-у-ура, — протянул Андрис. — «Рядом сидел»! Ты что ж, не поняла, что от тебя теперь требуется?
Лейла помотала головой, силясь сообразить, на что же намекает брат.
— У вас, у баб, в голове студень! Он парней прогнал? Прогнал. Значит, ты теперь вроде как его!
От этой мысли сердце у Лейлы упало.
— Он ничего мне не сделал, — воспротивилась она. — Пальцем не тронул!
Андрис пожал плечами.
— Кто ж их, городских да знатных, разберёт! Ладно, некогда мне с тобой больше тетёшкаться. Ступай к нему. Дорогу-то не забыла?
— Не хочу я к нему идти! — Лейла вцепилась в рукав братниной рубахи так, что у неё даже пальцы побелели. — Пожалей ты меня! Я же тебе сестра!
Андрис нагнулся к ней, так что Лейла почувствовала на лице его дыхание — тяжёлое, как у хищника:
— То-то и оно, что сестра! Ты что, хочешь, чтобы меня вместе с тобой отсюда погнали? Я в деревню не вернусь! И по дорогам валандаться не собираюсь! Здесь крыша над головой и даровые харчи, а там мы с голоду сдохнем! Так что иди и благодари! Не пойдёшь — сам за косу оттащу!
Андрис ушёл, а Лейла всё сидела у костра, не находя в себе сил, чтобы подняться. Прав брат. Во всём прав. Сама виновата, самой теперь и ответ держать. Баба для парней — что мясо для собаки: обязательно сцапают. И юбку подтыкать нельзя было…
Но идти к воеводе было так немыслимо стыдно, что от одной этой мысли внутри всё наливалось раскалённым свинцом. Постучать в дверь его землянки. Подойти с ним к его постели. Скинуть с себя его плащ. А что дальше? Раздеваться или он сам её разденет? Надо ли ей снимать с воеводы сапоги — ведь она не жена ему?
Лейла сидела у костра, чувствуя, как свинцовая тяжесть внутри постепенно уступает место спокойной решимости. Ну и пусть воевода. Даже хорошо, что это будет воевода. Лучше он, чем какой-нибудь Альвин.
Лейла встала и неверными шагами направилась к воеводиной землянке.
На робкий стук в дверь ей никто не ответил. Девушка поскреблась снова — опять тишина. Помедлив, Лейла толкнула дверь ладонью.
Землянка освещалась единственной лучиной, тускло горевшей на столе. Летарда не было — слава всем воинским богам, что вовремя его отсюда вывели! За столом, уронив голову на руки, сидел воевода. Лейла боязливо тронула его рукой за плечо — он не шелохнулся. Лейла тронула ещё раз.
— А? Кто это?
Рука воеводы потянулась к мечу раньше, чем он окончательно проснулся, и Лейла испуганно отпрянула. Воевода вгляделся в её лицо — и отпустил рукоять.
— Лейла? Ты почему здесь?
Ответить ему было бы выше её сил. Ощущая, как на глазах снова закипают слёзы, Лейла судорожными движениями стала расстёгивать тугую пряжку плаща.
— Лейла!
Воевода взял её за подбородок и заставил поднять голову. Впервые Лейла смотрела ему прямо в глаза. Они были синие, как небесная высь, но донельзя усталые. Такие бывают у очень старых людей и у тех, кто слишком долго тащит на себе непосильный груз. Плечи стёрты до крови, и каждый шаг — это уже не шаг, а почти падение вперёд, и только воля, как железная плеть, заставляет двигаться дальше.
Что воевода прочёл в её собственных глазах, Лейла не знала, но когда он заговорил, стало ясно, что он понял всё.
— Кто тебя надоумил? Брат, наверное?
Лейла сглотнула комок в горле и молча кивнула.
— Значит, брат. Ладно же, — воевода говорил спокойно, но за его словами Лейла с трепетом различила тяжёлую мужскую ярость. — Так вот: ты мне ничего не должна. Поняла?
Лейла кивнула ещё раз, глядя при этом в сторону.
— Нет, так дело не пойдёт, — покачал головой воевода. — Посмотри на меня!
Лейла снова взглянула ему в глаза.
— Не отводи взгляд, — приказал воевода. — Смотри на меня и повторяй: я ничего не должна тебе, Бенегар!
— А это кто?
Воевода страдальчески зажмурился, и только тут Лейла поняла, какую же глупость сморозила. Прав был Андрис, всё-таки дура — она дура и есть. Как было не подумать, что и у воеводы должно быть имя!