Котёл с водой показался сегодня Лейле втрое тяжелее обычного. Руки повисали безвольными плетьми, и даже мешать гущу в похлёбке было трудно — хотя Лейла должна была радоваться, ведь готовить приходилось на меньшее, чем обычно, число ртов. Воеводы всё не было.
Пора было делать лепёшки. Лейла с натугой вертела дышащий горячей окалиной жёрнов ручной мельницы, стараясь не вспоминать, как в последний раз пекла настоящий хлеб: в ночь перед походом, по просьбе воеводы. Он говорил ждать его на пятый день, а вот уже девятый перевалил через свою половину — а воеводы всё не было.
Пока лепёшки пеклись, к Лейле подсел Бродяжка.
— Скорей бы кончилась эта война, — тоскливо пожаловалась ему Лейла. — Тянется всё и тянется. И когда ей конец?
— А что ты будешь делать, когда война закончится?
— Ну, мы с Андрисом вернёмся в деревню… — начала было Лейла и осеклась. Дальше первой фразы в голову почему-то ничего не шло.
— Вы вернётесь в деревню, и ты заживёшь, как до войны?
Лейла задумалась. Андрис ей, конечно, брат, но жить с ним после того памятного разговора у костра почему-то не хотелось. Лейла попыталась устыдить себя за такие мысли — не вышло. Вместо стыда в голову настойчиво лезло, что брат должен быть для сестры защитником, а из Андриса защитник вышел, как из решета кадушка.
— Наверное, не совсем так, как раньше, — ответила наконец Лейла. — Мне уже семнадцать зим. Пора выходить замуж.
— Ты хочешь замуж?
— Мне уже семнадцать зим! — повторила Лейла непонятливому Бродяжке. — Мне пора! Иначе я буду перестарка.
— Я не спрашиваю, пора тебе или нет. Я спросил — хочешь ли ты замуж?
Лейла готова была с возмущением ответить, что, конечно, хочет, и уже открыла для этого рот — и тут призадумалась. К ним в дом захаживали свахи, и это было лестно и очень почётно. Свахи приходили, садились на разубранную лавку и смотрели, ловка ли Лейла у печи да за прялкой. Лейла знала это и старалась, как могла — разве кто за себя возьмёт безрукую неряху? Себе ищут хорошую хозяйку, да чтобы чрево было плодовитым. А что ещё от доброй жены потребно?
Лейла вдруг подумала, что, выйдя замуж, просто-напросто перейдёт от одной печи к другой. Её жизнь по-прежнему будет состоять из кухни, огорода, стирального чана и скотного двора. Да ещё будет свекровь — око в небе, замечающее малейший промах, и змеиный язык, всегда готовый капать ядом сыну в ухо. Что существуют добрые свекрови, Лейла слыхала, но не очень-то верила. А муж по ночам будет проделывать с ней то же самое, что пытались вытворить Альвин с дружками — и от этого будет мучительно пухнуть чрево, готовясь выпустить из себя очередного младенца. Лейла смутно помнила, как это было у матери. Материнский живот был раздутым почти всегда — и появлялись новые дети, и шли в землю один за одним. И так до старости, пока не согнётся спина, не потухнут глаза, а выпитые детьми груди не станут сухими и длинными, как пустые бурдюки. Это если не умереть раньше — от родов или болезни. А умрёт она — муж быстро приведёт в дом другую. Ещё и лавка после Лейлы остыть не успеет. Правильно мать говорила: муж помер — вдова плачет, жена померла — готов жених. Лейла никогда раньше не задумывалась, почему все материнские присказки были такими невесёлыми.
Бродяжка по-прежнему ждал ответа. Собравшись с мыслями, Лейла наконец произнесла:
— Девку не спрашивают — хочет она или нет. Надо — и всё тут.
— А я вот девку спрашиваю. Так хочешь ты замуж или не хочешь? Разве так трудно сказать?
Чтобы прекратить этот странный и почти что срамной разговор, Лейла решительно вскочила с земли и заколотила поварёшкой в сковороду. Это означало, что еда готова. Со всех сторон потянулись голодные парни с пустыми мисками.
Котлы опустели, и весь хлеб был уже съеден. Девятый день почти померк, а воеводы всё не было. Понурив голову, Лейла ухватила ненавистный котёл и поволокла его к реке — мыть. Наверное, она это делает в последний раз. Завтра лагерь свернут, и котлы мыть станет некому. Да и незачем.
Бродяжка тащился следом — в одной руке палка, в другой котелок. Ох, лишенько, а с ним-то что будет? Куда он пойдёт и чем станет кормиться? Приютить его Андрис не согласится нипочём.
Поднимаясь вверх по скользкому от грязи косогору и думая невесёлые думы, Лейла вдруг услышала в лагере крик:
— Вернулись! Вернулись!
Котёл шлёпнулся в грязь и покатился вниз по склону, но Лейла не стала его поднимать. Она схватила Бродяжку за руку:
— Бежим! Брось ты всё, потом поднимешь!
Впопыхах они налетели на солдата — одного из тех, кто на время похода оставался в лагере. Имени его Лейла не знала.
— Смотри, куда прёшь! — огрызнулся он. — На пару с бродягой глаза потеряла?
Грубости Лейла пропустила мимо ушей.
— Вернулись? Правда? — выпалила она.
Тот посмотрел на неё с непонятным озлоблением и неохотно ответил:
— Правда.
— Сколько?
— Четверо.
Четверо — из двадцати шести? У Лейлы упало сердце. С трудом ворочая враз одеревеневшим языком, она нашла в себе силы спросить:
— А… воевода?
— Что — воевода? — вскипел злобой солдат. — Этот-то пришёл! Ему всё нипочём!