Иди на мой голос

Мужчина, лежавший на постели, энергично приподнялся и зашевелил губами. Шерборн был прав: расслышать слова с порога было невозможно. Но по тому, как Марони тянул руку, было понятно: он хочет говорить. Мы с Джил вошли в палату; доктор тихо прикрыл дверь. Я приблизился первым, внимательно всматриваясь в больного.

Ожидание – увидеть старика – не оправдалось. Ему было лет сорок пять, хотя иссушенное лицо и иссеченные шрамами жилистые руки выдавали нелегкую жизнь. Тем не менее мощные плечи и едва тронутые сединой густые волосы говорили о том, что некогда здоровье Марони было крепким. Как и по-прежнему живой блеск его запавших карих глаз.

– Не удивляйтесь, – просипел он. – Связки сожжены, почти как желудок. Что вам нужно? Она в городе? Началось?

Череда вопросов, выпаливаемых один за другим, обескуражила меня. Я привык допрашивать иначе, но кивнул, отвечая сразу на все.

– Томас Эгельманн хочет, чтобы…

– Корабли, правильно? Она их заполучила?

– А вы не знаете? – напряженно спросила Джил, присаживаясь на стул и вынимая блокнот. Марони смерил ее пристальным взглядом и слабо усмехнулся.

– Я сбежал недавно и даже не знаю, покинула ли она Вену.

– Вену? – уточнил я. – Сколько она пробыла там?

– Немало, мне и не вспомнить, но из ее квартир венская была, кажется, любимой. – Он прокашлялся. – Если Фелисия способна что-то любить.

Фелисия… Ставя мысленную галку, вздрагивая, но справляясь с собой, я спросил:

– У вас… не было родственника по имени Август?

Он кивнул.

– Думаю, его судьба тоже вас заинтересует.

– Для начала, – перебила Джил, – нас интересует, кто сказал вам обратиться к Эгельманну или Белл? Откуда вы знаете, что они замешаны в деле?

Этот вопрос я планировал придержать, поэтому сердито взглянул на напарницу. Но, переведя взгляд на Марони, я неожиданно увидел смятение. Мужчина пошевелил смуглыми пальцами, будто проверяя, слушаются ли они еще, и наконец с расстановкой ответил:

– Они сказали.

– Кто?

– Двое… – Он сдвинул брови. – Двое тоже охотятся.

– Двое? – Совершенно запутавшись, я посмотрел на Джил.

– Они не велели говорить.

– Полиция велит! – Я повысил голос. – Вы под защитой закона, до вас не доберутся, даже если…

– О нет. – Он усмехнулся. – Доберутся, если пожелают. Но им не нужно. Они хотят ее, не меня. Если вы узнаете что-то сейчас, план может сорваться, так они сказали.

– Мистер Марони, ваше упрямство…

– Спасет вашу шкуру. А я, – он нервно улыбнулся, – буду уверен, что тварь сдохнет. Простите, констебль, но ваше юное лицо не вызывает у меня доверия. Вас обведет вокруг пальца даже мышь, – так говорят на острове, где я родился.

– Я тоже так думаю, – одобрительно хмыкнула Джил.

Я одарил ее мрачным взглядом и вновь повернулся к Марони.

– Хорошо. К делу. Томасу Эгельманну нужно все, что вы знаете о Леди. Леди Сальери.

Марони удовлетворенно склонил голову.

Меченая. Давно

Некоторых людей Господь метит сразу. Особой печатью, не знаю еще, как это назвать. Уверен: у Него много печатей, для каждого – своя. У нее была адская. Она была сущим дьяволом – та девчонка. И я знал это еще до того, как ее изуродовало пламя. Кстати, ведь не каждого может изуродовать так избирательно – шрамы и ожоги у нее тянутся от края рта по щеке, до глаза, а вокруг глаза они похожи на розу. Уродливую розу из отслаивающейся кожи, запекшегося мяса и жил. Самого глаза тоже нет, только бельмо.

Всего этого, кроме бельма, не видно: она замазывает лицо. Мастер превращаться – в стариков и детей, мужчин и женщин. Она может стать выше, ниже, тоньше, толще. В каждом доме, в каждом городе у нее целые ящики маскарадного хлама. Она как тот тип, который вылезает из гробов и сбрасывает цепи[48]. Иллюзионистка. Да, пожалуй, это подходит ей.

Но я начал не с того. Ведь вы ничего не знаете о нашей встрече. Так вот. Она была дьяволом, я понял это, когда она еще пятнадцатилетней чистюлей заявилась в трактир и спуталась с Августом. Подцепила его в сети. Вот так просто. Подцепила и положила в чужую постель.

Продавая мятежникам оружие, мы с братом неплохо наживались, но средства постоянно были в обороте. Денег хватило, лишь чтобы добраться до Лондона. Мы затаились. Мы ждали знака, что можно возвращаться. То есть, я ждал его в большей степени, Август рад был заглянуть в Англию. Его тянуло к Европе, в деле он больше дорожил деньгами, чем… улыбаетесь? Да, я помогал мятежникам не ради денег. Знаете, нас с братом воспитала женщина из Индии. Ее привезла наша мать-англичанка, когда убегала с отцом на Сицилию. Существа добрее я не встречал за всю мою жизнь. Индийский народ славный. Он не заслужил рабства. Впрочем, никакой народ его не заслуживает.

Фелисия предложила моему брату сомнительное дельце: приударить за ее матерью, парламентской клушей Хлоей Лайт. Девчонка хотела денег и, возможно, в дальнейшем шантажа, чтобы мать разрешила ей какой-то сомнительный брак. По крайней мере, она так говорила, хотя сейчас мне кажется, она лгала, уже тогда.