Иди на мой голос

Он говорит с горькой шутливой улыбкой, а с тропических деревьев падают листья. В зимнем саду пришла в негодность крыша, и нежная теплолюбивая растительность мерзнет. Сморщенный желтеющий лист опускается на мое колено. Я не стряхиваю его.

– Я благодарен вам. Правда, благодарен. Но вряд ли все это поможет.

Мой поступок с „Женитьбой Фигаро“ не остался незамеченным, как не остался и другой: незадолго до этого я отказался от довольно выгодного заказа на новую оперу и передал его Моцарту. Щедрое вознаграждение не играло для меня роли, ему же снова помогло поправить дела. Вот только…

– „Так поступают все женщины“ сняли. Снова снимут и „Фигаро“, едва вы уйдете в отставку. – Он вдруг кашляет, сгорбившись, но, прежде чем я успел бы что-то спросить, пружинисто выпрямляется. – Право, Сальери. Смешно. Этому городу я не по вкусу. Или не по зубам.

Он дерзко, но мрачно усмехается. Я качаю головой.

– Ваше время еще придет.

– И тот человек… он торопит меня. Торопит снова. Я видел его во сне вчера.

Я вздрагиваю и все-таки смахиваю пожухлый лист. Неожиданно он кажется мне невыносимо отвратительным. Отвратительным, как ноготь мертвеца.

– Кажется, я вам говорил. – Я сильно давлю лист каблуком. – Вы придаете слишком много значения дурацкому розыгрышу ваших друзей из ложи.[53]

– Это не розыгрыш. Это другое.

– Что?

– А вы не понимаете? Мне казалось, ваша вера в Господа сильна.

– Слишком, чтобы признавать такие вещи чем-то… – Я запинаюсь, колеблюсь, но заканчиваю: – свыше. Господь не позволил бы себе столь страшных шуток.

– Если бы это была шутка Господа! Молитесь за меня, Сальери. Молитесь.

И, поднеся к лицу собственные ладони, он смотрит на них так, словно видит впервые.

Заказ на реквием для некого почившего лица Моцарт получил при весьма странных обстоятельствах: от человека в черной одежде и маске. Вольфганг не может сказать, ни как незнакомец попал в его дом, ни как ушел, ни о чем именно была недолгая беседа. Лишь две вещи неумолимо подтверждают то, что встреча с мрачной тенью не привиделась моему усталому, все чаще болеющему и, что скрывать, злоупотребляющему вином и табаком другу. Первая – сто дукатов щедрой предоплаты, а второе… жар.

– Я должен успеть, должен закончить. Он приходил уже трижды. И сны, эти сны…