Иди на мой голос

– Ладно. Я дам вам некоторые распоряжения, касательно завтрашнего дня. На опережение, чтобы вы… хм… подумали.

– Слушаю, сэр.

Эгельманн устало потер лоб, оставив на нем темные следы чернил.

– Итак, Соммерс. Планируется серьезная операция. Думаю, помните, что завтра заседание Кабинета, верно?

Я кивнул. Эгельманн взял карандаш, повертел, постучал грифелем по столешнице. Он по-прежнему что-то прикидывал, и ему трудно было одновременно говорить. Наконец, что-то нервно пробурчав, он залез в свой ящик и уже вскоре расправил на столе большую карту центрального Лондона. Район между набережной и Уайтхолл был расчерчен стрелками. Кое-где стояли жирные точки, в основном, возле здания Кабинета. Я ждал, поглядывая на мелкие квадраты домов и блеклую ленту Темзы.

– Тебя и твою напарницу я отсылаю сюда. – Мозолистый палец очертил участок, примыкающий к блоку правительственных построек. – Контролировать толпу, потому что во время, которое я сообщу тебе дополнительно, людей будут выводить с окружающих улиц. Всех. Район вокруг вот этого места должен быть очищен и перекрыт.

Я не понимал. Район, конечно, слегка подчищали, когда собирались министры, но…

Неожиданно я вспомнил. Разговор после нашего возвращения от Марони. Мечта… у них была мечта.

– Министры будут там, сэр? – глухо спросил я. – И будет ли облава?

Эгельманн скривился, будто мои слова вонзились ему куда-то в висок и вызвали боль. Карандаш сломался в широких пальцах. Шеф отложил его и покачал головой.

– Не совсем так Соммерс.

– А что же тогда…

– Не твое дело! – Он повысил голос, забывая об официальном тоне. – Твоя задача – никого не пускать к зданию со стороны набережной. Других задач у тебя нет. Я позабочусь о том, чтобы ни одного живого человека не было в радиусе трехсот футов. И советую тебе и твоей подружке туда не соваться. И, повторяю, ни слова о том, что ты нашел. Придушу лично. Понял? Пошел. Инструктаж в 7:00.

Эгельманн снова злился – и становился похож на себя. Я быстро покинул кабинет, захлопнул дверь, но что-то заставило меня помедлить в коридоре. Я прислушался. Он кому-то позвонил. В тишине его голос прозвучал необыкновенно отчетливо:

– Манфреди. Ингус. Дрейк. Ко мне.

Ничего не понимая, я спустился на первый этаж. Джил ждала меня.

– Ну что? Почему никто не суетится?

Я вкратце передал часть разговора – ту, за которую меня не обещали придушить. Она нахмурилась, скрестила на груди руки.

– Надеюсь, он знает лучше. Я не хочу упустить эту психопатку.

Она выглядела бледной и усталой. Я тихо предложил:

– Поезжай выспаться, нам нужны ясные головы.

– Брось! – Ее глаза блеснули. – После такого не заснешь. Похоже, нам предстоит большое дело. Не могу дождаться… ни разу не была в заварушке!

Я не разделял этого оживления. Я чувствовал: от «заварушки» пахнет смертью. Она витала уже даже в Скотланд-Ярде, впрочем, здесь запах смерти появился давно, наверное, в день, когда на фонаре нашли того художника. В нашем внутреннем дворе, под носом у часового. Это ведь был вызов, приглашение поиграть или…

– Что с тобой, Дин? Трусишь?

Мыслями я ушел слишком далеко. Джил смотрела с настороженным удивлением.

– Скорее нервничаю. – Я покачал головой. – Забудь.

Вокруг начиналось движение. Люди выходили из кабинетов, возбужденно переговаривались, снова расходились. Им дали какое-то задание, что-то, связанное с завтрашним днем. Трое из технического отдела – толстый Манфреди, долговязая Дрейк и неприметный плешивый Ингус – прошествовали мимо нас. Они несли коробки со штампами полицейского арсенала. Третья категория опасности, высшая – красные печати. Я не успел прочесть ни одной надписи, но Джил уже сообщила:

– Взрывчатка, Соммерс. Не знаю, что они затевают, но будет жарко.

Я промолчал. Она поправила волосы и зевнула:

– Пожалуй, ты прав, нужно выспаться. Несколько часов выкрою, если поеду сейчас…

Джил хмурилась, явно сомневаясь, – наверное, ей все же не хотелось оставлять меня одного. Я поспешно ответил:

– Правильно. Хоть ты будешь что-то соображать. Жду тебя к…

Неожиданно она потупилась и тихо спросила:

– А может, хочешь поехать со мной? Вместе время можно провести лучше.

Я вспомнил, на чем сипаи прервали нас на набережной. Тот поцелуй… Джил ждала, не глядя на меня. Она опустила ресницы и нервно теребила пуговицы наглухо застегнутого мундира. Я заметил, что она снова покраснела.

– Ладно, Соммерс. Я так. До встречи.

Она развернулась и пошла на выход, равнодушная к окрикам и толчкам налетавших на нее, суетившихся полицейских. Джил шла так же гордо и прямо, как девушка-официантка в дыму Первого Воздушного Вокзала. Она не оборачивалась, но я знал: по ее лицу нельзя прочесть ни одной эмоции.

– Джил!

Она взглянула на меня.

– Я… еду с тобой.

Легкая улыбка тронула губы.

– Только не пожалей.

Но я почему-то думал о том, что эта ночь – последняя. Для многих, для нас тоже. Последняя ночь, в которую что-то можно начать заново. И стоило попробовать.

[Артур]