Иди на мой голос

С каждой фразой она тараторила все быстрее, точно надеясь, что так я буду злиться меньше. Я слушала… и думала о Дине, о том, как далеко мы в последнее время друг от друга. Жизнь бок о бок с Нельсоном заставила меня забыть слишком о многом. Пэтти-Энн извинялась, а я понимала, что виновата сама. Я прекрасно представляла себе, что чувствует сейчас Дин. Мой Дин. Дин, с которым я в последнюю встречу едва перемолвилась парой слов. Раз за разом я задавала себе вопрос, почему же я такая дрянь. И не находила ответа.

– Пэтти, зачем ты такое ему сказала?

Ответ не слишком меня интересовал, я устала. Устала и обреченно понимала, что, скорее всего, отдых опять придется отложить.

– Я… боялась, Лори.

– Чего, черт тебя дери?! – Я немного повысила голос, она сжалась.

– Что мы можем тебя потерять. Я знаю, я глупая, но ты ведь говорила, сколько Дин для тебя значит, и… прости. Прости, прости, прости!

Пэтти стояла, едва доставая мне до плеча, и смотрела пристально, без обычной улыбки, прижав к груди маленькие ладошки. Я кивнула и пошла обратно к входной двери.

– Лори, уже поздно…

– Возьму кэб.

Я повернула ручку. Пэтти шагнула за мной и остановилась – в своей нелепой домашней юбке, с распущенными волосами, с обреченным выражением на круглом полудетском лице. Я вдруг поняла, кого же она мне напоминает. Констанц Моцарт. Станци. Так же взывает к благоразумию. И так же не понимает, что иногда оно гибельнее безумств.

– Не говори брату, – глухо попросила я. – Хотя бы это ты сделать можешь, ничего не испортив?

Это, наверное, ранило ее, но мне было плевать. Она кивнула.

* * *

Я вышла под моросящий дождь. Лондон опустел. Казалось, горожане покинули его, и осталась только я, идущая самыми тихими переулками. Я знала, как быстрее добраться до маленькой, далекой от богатых домов рыночной площади, на которой даже в такое время можно взять кэб. Извозчики коротали там время с восьми вечера, поджидая ночных ездоков.

Я думала о том, что скажу Дину. Слова не шли в голову; мне просто хотелось постучать в дверь и обнять его, чтобы он понял, что у нас все по-прежнему. Что для меня он лучший друг, с которым мы навеки вместе. Даже если…

– Леди не боится так поздно гулять одна?

Голос был незнакомым. Я обернулась. Двое. Один маленький и щуплый, второй примерно моего роста, но тоже не устрашающей комплекции. Потрепанная одежда, испитые лица, нет оружия… Ясно. Медленно развернувшись всем корпусом, я вынула из кобуры револьвер.

– Нет, джентльмены. Не боюсь.

Решили ли они, что это игрушка, были пьяны или полагали, что я не выстрелю… Переглянувшись, они начали подступать. Наверное, в их глазах я выглядела жалко – хромая и промокшая, с опущенной головой. Чтобы решить все их проблемы, мне хватило бы двух пуль, но… Я не хотела решать чужие проблемы так просто и быстро. Я убрала револьвер; рука сжались на трости с тяжелым стальным набалдашником. Они все подходили. Я отступила на пару шагов, но через секунду бросилась вперед сама. Злость застила глаза.

Отец считал своих девочек слишком красивыми, поэтому пытался учить нас драться. Научились только Джейн и я, потом запас моих приемов обогатил Дин, и, хотя боль в ноге часто стесняла мои движения, кое-что я освоила – быстрые удары, после которых поднимаются нескоро. Теперь в них было вся мое нечеловеческое, хлесткое бешенство. Вся долго сдерживаемая, зажатая в тисках холодного рассудка ярость. Немой вопль: «Какого черта, Господи?! Какого черта все вот так?! Чем я это заслужила?» Бить. Просто бить. Чертов Нельсон. Чертов Кристоф. Идиотка Пэтти. Ублюдок Эгельманн, проклятая сука Фелис. И… проклятая моя жизнь.

Я очнулась, будто вынырнув из этого омута гнева. У меня было разбито лицо: со мной не церемонились, все «леди» ушли к чертовой матери. «Джентльмены» лежали на мостовой. Тот, которому я сломала нос и выбила зубы, упал щекой в лужу; вода уже меняла цвет. Багровое пятно темнело и на набалдашнике. Я быстро его вытерла. Мерзость…

Кроме боли в руке, которую мне пытались вывернуть, я не ощущала ничего. Я не совершала подобных поступков раньше, я могла просто выстрелить в воздух – и было бы довольно. Никакого кровопролития. Ничего. И я не поняла бы в эту минуту под дождем, что я уже другая. Спокойной дурочки Лори Белл нет, точно так же, как нет ее любимой подружки-художницы Фелисии Лайт. Есть Синий Гриф и Леди Сальери, и едва ли они имеют что-то общее. Скорее всего, они даже не знают друг друга.

– Развлекаешься?

Я обернулась. Нельсон стоял, привалившись к стене. Плащ на нем был расстегнут, мокрые волосы липли ко лбу. Не приближаясь, сыщик разглядывал два тела под моими ногами. Лицо выражало лишь вежливое любопытство.

– Они живы, – глухо сказала я. – Они просто хотели денег. Я…

Звякнуло несколько монет, которые Нельсон бросил в лужу, замутненную кровью. Три гинеи и полпенни.

– Когда очнутся, им будет приятно. – Он протянул мне руку. – Идем домой.