Идиллии, эпиграммы

Был не для нас лишь одних, как мы думали, Никий, с тобою,
Эрос рожден — кто б ни был тот бог, что родил это чадо.
Вовсе впервые не нам красивое мнится красивым.
Отпрыск Амфитриона[184]

, чье сердце из кованой меди,Дикого льва одолевший, к прелестному Гиласу тоже,
К мальчику в длинных кудрях, был жаркою страстью охвачен.
Сам он его обучал, как родитель любимого сына,
Чтоб, научившись, он мог за доблесть прославиться в песнях.
Вместе всегда они были: в часы, когда полдень был близок,
10 В час, когда к Зевсову дому летит белоконная Эос[185],
В час, когда с писком птенцы на покой к своим гнездам стремятся,
К матери, бьющей крылом в закопченных стропилах под крышей.
Делал он все для того, чтобы по сердцу был ему мальчик,
Силы к трудам набирал и сделался истинным мужем.
Плыть за руном золотым Язон в эту пору решился,
Отпрыск Эзона[186]; к нему собралось мужей наилучших
Много из всех городов; были выбраны все, кто пригодны.
В битвах герой неустанный направился к Иолк изобильный.[187]
Отпрыск Алкмены царицы, которой гордится Мидея[188].
20 Вместе с ним Гилас спустился к скамьям крепкозданного Арго —
Славного судна, что мимо сходящихся скал Кианийских[189]
Быстро промчалось (они же стоят с этих пор недвижимы),
Словно орел, на простор и к глубокого Фасиса[190] устью.
Стали Плеяды[191] всходить, и паслись от маток отдельно
Юных ягняток отары, и к лету весна повернула.
Этой порою к отплытью божественных мужей собрались
Цвет и краса и, поднявшись на Арго, корабль крутобокий,
Плывши три дня, Геллеспонта достигли при ветре попутном
И к берегам Пропонтиды[192] причалили, где кианийцев
30 Плуг натирают быки о широкие борозды пашен.
Начали, выйдя на берег, по парам, как были гребцами,
К вечеру ужин варить, совместное ложе готовить
И на лужайке, манившей их пышной и мягкой травою,
Резать камыш остролистый и заросли чабра густые.
Гилас хотел белокурый, чтоб вечером ужин сготовить.
Воду себе и Гераклу добыть, и бойцу Теламону[193],
Вместе с которым всегда они трапезу оба делили.
Медный кувшин захватил и увидел он скоро источник,
В русле глубоком текущий; вокруг него разные травы:
40 «Ласточкин цвет» темнолистый, зеленые «женские кудри»,
С пышной листвой сельдерей, ломоноса ползучего стебли.
В глуби ручья хоровод недреманные Нимфы водили,
Нимфы — богини ручьев, устрашение сельского люда,
Нимфы Эвника, Малида, Нихея со взором весенним.
Только лишь мальчик успел опустить свой кувшин многоемкий,
Только воды зачерпнул — они его руку схватили:
Всех их внезапно сердца распалились любовною страстью
К мальчику, Аргоса сыну. И падает в темную воду
Прямо стремглав он. Так ночью звезда вдруг с небес, запылавши,
50 Прямо в пучину летит, и моряк своим спутникам молвит:
«Легче канаты, ребята! Задует нам ветер попутный».
Голову мальчика Нимфы к себе положив на колени,
Слезы его отирали, шептали слова утешенья.
Амфитриона был сын той порою за друга испуган.
Взял он изогнутый лук, меотийской[194] прекрасной работы,
Также и палицу взял, что имел всегда под рукою.
Трижды он Гиласа кликнул всей силой могучего горла,
Трижды и мальчик ответил, но голос из водной пучины
Замер, слабея, и близкий, казался он очень далеким.
60 Словно как лев благородный, почуявший свежее мясо,
Голос заслышав оленя, бродящего в чащах нагорных,
С логова мягкого вскочит и к пище несется готовой,
Так же носился Геракл, раздвигая упрямый терновник,
В страстной о мальчике муке бежал, поглощая пространство.
О как несчастен, кто любит! Как много он вынес, блуждая
Там между гор и лесов, про Язоново дело забывши!
Все на корабль остальные взошли уже, снасти приладив;
Но когда полночь пришла, полубоги вновь парус спустили:
Все поджидали Геракла. А он, сколько ноги терпели,
70 Мчался в безумии вдаль. Поразил его бог беспощадный.
Вот как был Гилас прекрасный блаженным богам сопричислен.[195]
В шутку герои Геракла с тех пор беглецом называли,
Помня, как, бросивши Арго, корабль в тридцать парных уключин,
К колхам пешком он пришел на неласковый Фасиса берег.