Идиллии

Старый рогач застыл на месте. Кто он такой, этот серый олень, который пробрался под его кров и соблазнил его лань! Бродяга, слоняющийся в поисках пищи, или бессчастный строптивец, жаждущий схваток и славы?.. Смотрит старый рогач и не верит своим глазам. Укрывшись под темным шатром дуба, оба забылись в предутренней неге. Олень склонил голову над ланью, а она прикрыла глаза, опьяненная его дыханием.

Ни птичка, ни шепот листьев — ничто не смущает их упоенья. Деревья молча дремлют, зачарованные предутренними снами, и даже осина чуть трепещет листьями, как древняя вещунья, которая и во сне вещает, что случится на белом свете.

Рогач ударил о землю копытом, поднял гордую шею и выпятил грудь, готовясь прогнать бродягу, который пришел глумиться над его лесной честью. Те оба вскочили. Лань опустила голову — не может смотреть в глаза рогачу. Но серый олень выступил ему навстречу, и они свирепо оглядели друг друга. Засопел ноздрями рогач. — Тряхнул ветвистыми рогами вольный бродяга — были и у него силы отстоять свою любовь…

Как гордые рыцари, которые знают, что только схватка решит их яростный спор, они приблизились друг к другу и пошли через буковый лес вниз, на медвежью пасеку, чтобы там сразиться. Молча тронулась за ними и лань, опустив грешную голову… Качнул головой, отяжеленной жаждой мести, старый рогач — вскинул голову буйный бродяга. В этом лесу однажды старый рогач вздел на рога, как жертву, вот такого же буяна, который, незваный, подошел к его стаду на водопое и стал приставать к его ланям…

И в тот раз борьба была не на жизнь, а на смерть, пока пришелец не рухнул мертвым к его ногам. Орлы растерзали его мясо, а лесная самодива взяла его череп и между рогами, как на лире, натянула вещие струны, чтобы пели они людские судьбы… Серый олень был крепче кизила и быстрее ветра — обгонял и стрелу, и с тех пор, как мать его от себя отпустила, он носился повсюду, и не было такого холма, такой долины, где бы он не побывал…

Пришел час им помериться силой.

В дуплах еще таятся дикие пчелы. Вдалеке из утренних сумерек выступает белоснежная вершина и смотрится в недвижные воды озерка, заросшего по краям тростником.

Рогачи разошлись и встали друг против друга, а наверху, над обрывом, застыла лань, вытянув длинную шею. Вдруг разом мелькнули тонкие ноги в траве и скрестились рога. Устремился вперед один, отпрянул назад другой, и опять они сшиблись, застучали ветвистые рога. Старый наседает изо всех сил, молодой не сдается. Старый нагнул голову, чтобы поднять соперника на рога, молодой замахнулся, целясь старому в пах. Но старый увернулся и отбросил его, и яркая кровь обагрила грудь пришельца. На миг расступились борцы, смерили друг друга налитыми кровью глазами и опять остервенело бросились в бой. Рогач хрипит весь в пене, олень, залитый кровью, грозно ревет сквозь стиснутые зубы… А под ними утоптана трава, летит земля из-под их копыт. В прозрачной воде озерка, то появляясь, то исчезая, мелькают их тени.

Заря разгорелась на небе, утренний ветерок пролетел по верхушкам деревьев, и листья тревожно зашелестели.

Борьба кипит. Бродяга водит рогами туда-сюда, хочет обмануть рогача; внезапно он отскочил, а старик чуть не вонзил рога в землю. Но вовремя почуял обман, припал на передние ноги и успел оттолкнуть рога соперника, которыми тот опять замахнулся, чтоб нанести смертельный удар.

Смотрит, затаив дыхание, лань, как гнутся упругие шеи, как в ярости своей молодой олень силится поднять на рога ее рогача, с которым она столько лет встречала и цветущую весну, и осенние туманы… Бьются передними ногами, напрягая узкие зады, а алая кровь серого оленя уже блестит на траве, смешавшись с жемчужными каплями росы. Пускай… Лань не желает бродягу, хоть с ним и забывалась она под ветвями старого дуба в предутреннем шепоте леса.

Но вот резко нагнулся бродяга, старик пропустил рог и нижняя его губа повисла, вся в крови. Больно сжалось сердце у лани. Еще раз разбежались враги, встретились кровожадные взгляды, и, собрав все силы, ринулись они в последнюю схватку… И когда сшиблись их рога, серый олень отскочил и одним взмахом вонзил рога в пах старику. Предсмертный стон вырвался из его груди и замер на стиснутых зубах. Он, вспоротый, рухнул, обливаясь кровью.

Серый олень вскинул окровавленные рога, оглядел старого рогача, сброшенного на землю у самого побледневшего озерка — бока его еще тяжко вздымались. Вся дрожа, лань приблизилась к старому другу, склонилась над ним и стала лизать дымящуюся рану. Почувствовав ее ласку, он приподнял отяжелевшую голову, посмотрел на нее, опять упала его голова и помутневшие глаза закатились.

Бродяга отпрянул, оглядел и лань — и с обагренной кровью грудью, на которой блеснули первые солнечные лучи, опять помчался вперед — на дерзкие поиски новых приключений и схваток.

Где-то в освеженных росой лесах засвистал черный дрозд.

Песня