Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

— Только по одному разршается жрецамъ входить въ Святая Святыхъ, не иначе: законъ нарушенъ, ибо Агмахдъ — здсь, — сказалъ я:

— Прошу, чтобы мн было дано услышать это изъ устъ самой Царицы, торжественнымъ тономъ произнесъ Агмахдъ въ отвтъ.

— Скажи ему, — возразилъ голосъ, пронизывавшій мн душу и заставлявшій меня радостно трепетать всмъ тломъ; — что я не стала бы ждать твоего появленія въ храм, если-бы могла открыться ему самому.

Я повторилъ ея слова; отвта на нихъ не послдовало; но вслдъ за этимъ, послышалось движеніе, раздались шаги, и дверь тихо затворилась.

Мягкая рука тотчасъ коснулась меня, и въ это же время я замтилъ слабый свтъ у себя на груди; въ одно мгновеніе рука опустилась ко мн за пазуху и вынула спрятанный мной поблекшій лотосъ. Но я не сдлалъ ни малйшей попытки помшать этому: надо мной блеснулъ свтъ, привлекшій мое вниманіе, и, когда я поднялъ голову, чтобы взглянуть на него, я узналъ Царицу Лотоса. Я видлъ свою Царицу — какъ я ужъ сталъ называть про себя — лишь смутно, точно окутанную легкой дымкой, но все-же достаточно отчетливо, чтобы близкое присутствіе ея наполнило меня радостью. Она поднесла къ своей груди увядшій цвтокъ, который только что достала у меня изъ-за пазухи; и я съ изумленіемъ видлъ, какъ онъ сталъ вянуть все больше и больше, какъ очертанія его становились все мене ясны и какъ онъ, наконецъ, совсмъ пропалъ изъ вида… И, однако, я не жаллъ о немъ, такъ какъ по мр того, какъ онъ исчезалъ, сама Царица становилась все ясне, выступала все ярче среди окружавшаго насъ мрака, а когда его не стало видно, она предстала передо мною прекрасная, лучезарная, вся осіянная собственнымъ блескомъ. — Не страшись боле, — промалвила она: — они не могутъ повредить теб, ибо ты вступилъ въ сферу, гд дйствуетъ мой свтъ. Итакъ, не бойся ничего, хотя они и помстили тебя въ самую твердыню порока и обмана; наблюдай за всмъ и запомни все, чему свидтелями будутъ твои очи.

Казалось, самая тьма блднла подъ бодрящимъ дйствіемъ ея увренныхъ, милостивыхъ словъ; и я чувствовалъ, какъ во мн росло мужество. Ея протянутая рука нжно коснулась меня; при этомъ прикосновеніи мн показалось, будто я весь загорлся такимъ огнемъ, сила котораго превосходила всякій испытанный мною до сихъ поръ зной.

— Царственный цвтокъ Египта покоится въ священныхъ водахъ чистота и ничмъ ненарушимый міръ которыхъ создали подабающее ему вчное жилище. Я — духъ цвтка; я ношусь надъ водами Истины, и Любовь — дыханіе небесъ — источникъ, изъ котораго я черпаю жизнь. Этотъ храмъ, мое земное жилище, палъ, и обитатели его отвернулись отъ небеснаго свта — Мудрости, а мои крылья все еще съ любовью распростерты надъ нимъ. Но духъ царственнаго Лотоса не можетъ долго жить во мрак, и какъ цвтокъ клонится долу и чахнетъ, когда солнце скрывается отъ него, такъ и храмъ этотъ погибнетъ, если я его покину. Запомни мои слова, дитя, запечатлй ихъ въ своемъ сердц; и когда ты окрпнешь духомъ и будещь въ состояніи уразумть ихъ сокровенный смыслъ, они объяснятъ теб многое.

— Скажи, спросилъ я: — когда мн снова можно будетъ постить лотосы? Поведешь-ли меня къ нимъ завтра, при дневномъ свт? Сейчасъ — ночь, и я утомленъ; нельзя ли мн теперь уснуть у твоихъ ногъ, а завтра быть съ тобою въ саду?

— Бдное дитя! — произнесла она, такъ низко склоняясь надо мною, что ея нжное, какъ благоуханіе дикихъ цвтовъ, дыханіе коснулось моего лица: — какъ они злоупотребили твоими силами! Отдохни здсь, на моихъ рукахъ, и я охраню тебя. Теб предназначено быть моимъ пророкомъ и стать просвтителемъ дорогой мн страны; какъ алмазами украшу твое чело силой и здоровьемъ. Спи, дитя!

И я прилегъ тутъ-же, повинуясь ея повелнію; я чувствовалъ, что голова моя покоится на мягкой рук, изъ которой исходили волны успокаивавшаго меня магнетизма, хотя въ то-же время сознавалъ, что лежу на холодномъ, жесткомъ полу святилища. И я впалъ въ глубокій, не возмущенный никакими сновидніями, сонъ.

За эту ночь, въ ниш тайныхъ лтописей, веденыхъ Агмахдомъ, было начертано всего лишь одно слово:

„Напрасно!“

Глава VII.

Когда я проснулся, въ моей рук лежалъ блый цвтокъ: то былъ полу распустившійся лотосъ, красота котораго тотчасъ наполнила сердце мое радостью. Я смотрлъ на него и чувствовалъ себя бодрымъ и веселымъ, точно всю ночь проспалъ на рукахъ матери, а цвтокъ былъ ея поцлуемъ на моихъ устахъ, — я держалъ его у самыхъ губъ. Я не задавалъ себ вопроса: откуда лотосъ у меня; онъ даже не приходилъ мн въ голову; я просто любовался его красой и чувствовалъ себя счастливымъ: вдь, онъ давалъ мн знать, что моя Царица, мой единственный другъ, охраняла меня.