Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

Проснулся я отъ того-же крика, который уже слышалъ въ саду:

— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!

Я стоялъ на какомъ-то высокомъ мраморномъ кресл, напоминавшемъ тронъ; меня обступили дти, расположившись группами на немъ и вокругъ него. Я вспомнилъ тутъ, что приведшая меня сюда двочка говорила, что это — мсто учителя. Тогда зачмъ-же мы-то, дти, на немъ? Оглянувшись кругомъ, я увидлъ, что покой весь занятъ былъ жрецами, молча и неподвижно стоявшими на мстахъ воспитанниковъ. Въ минуту пробужденія я слышалъ свой собственный голосъ; очевидно, я что-то говорилъ передъ тмъ. Теперь я вновь услышалъ, какъ дти закричали!

— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!

— Въ припадк какого то непонятнаго для меня изступленія я соскочилъ съ трона; очутившись на полу, я посмотрлъ вокругъ себя и замтилъ, что вс дти скрылись; по крайней мр, никого изъ дтей, кром самого себя и моего проводника, двочки, я не видлъ; она стояла на трон, смялась и весело хлопала въ ладоши. Не понимая, что могло доставлять ей такое удовольствіе, я взглянулъ внизъ и увидлъ передъ собою жрецовъ въ блыхъ одеждахъ: они лежали ницъ передо мною и касались пола лбами… Что все это значило? Я силился понять и не могъ, и стоялъ не шевелясь, схваченный страхомъ. Вдругъ, двочка, какъ-бы въ отвтъ на мою мысль, воскликнула:

— Они поклоняются теб!..

Ея слова меня поразили; но не мене того меня удивило другое обстоятельство, которое въ этотъ моментъ стало мн ясно: я одинъ слышалъ ея голосъ!

Глава VIII.

Я былъ приведенъ обратно въ свою келью, куда молодые жрецы принесли мн завтракъ, такъ какъ я съ утра еще не лъ. Я былъ голоденъ, и принесенныя явства показались мн очень вкусными. Молодые жрецы, принесшіе ихъ, подавали мн кушанья не иначе, какъ преклонивши одно колно; я съ недоумніемъ слдилъ за этими церемоніями, не понимая, зачмъ он продлывались. Одни принесли плодовъ, вкусныхъ лакомствъ и какой-то благоухающій напитокъ; другіе пришли съ цвтами и съ цлыми снопами, которые были положены около меня, и съ растеніями въ полномъ цвту, которыя были разставлены вдоль стнъ. При вид ихъ я испустилъ крикъ радости и въ то же мгновеніе замтилъ Агмахда, стоявшаго въ тни занавси; онъ смотрлъ на меня холодно, не улыбаясь. И, несмотря на это, я не испугался его: я былъ весь охваченъ какимъ-то новымъ радостнымъ чувствомъ, придававшимъ мн смлость, и переходилъ отъ цвтка къ цвтку, осыпая ихъ поцлуями. Чудное благоуханіе разлилось по комнат. Сердце мое радостно билось отъ горделиваго сознанія, что мн больше нечего было страшиться этого холоднаго жреца, который стоялъ здсь неподвижно, будто высченный изъ мрамора. Это ощущеніе смлости сняло съ моей дтской души тяжесть, давившей ее тоски. Агмахдъ повернулся и пошелъ, а когда онъ скрылся за занавсью, я увидлъ возл себя двочку.

— Видишь, — проговорила она. — Эти цвты достала для тебя я.

— Ты! — воскликнулъ я.

— Да. Я сказала имъ, что ты цвты любишь. А эти цвты — роскошные, благоухающіе; они растутъ въ земл. Ты усталъ? Можетъ быть, мы играть пойдемъ? В ты знаешь, что тотъ садъ принадлежитъ намъ съ тобою, и что мячъ — въ немъ? Кто-то принесъ теб его обратно.

— Скажи, почему жрецы стояли сегодня на колняхъ предо мною?

— Разв ты не знаешь, почему? — спросила она, съ любопытствомъ глядя на меня. — А потому, что ты училъ съ трона, говорилъ мудрыя рчи, которыя они понимали, а мы — нтъ. Но мы видли, что ты выигралъ большую награду. Ты вс награды берешь.

Я слъ на ложе, обхватилъ свою голову руками и въ изумленіи уставился на нее глазами.

— Да какъ же я могъ учить ихъ, самъ ничего объ этомъ не зная?[2]

— Ты станешь великъ, если только перестанешь сопротивляться; и тогда-то вотъ и будешъ вс награды выигрывать, когда меньше всего будешь знать объ этомъ. Будь покоенъ и доволенъ всмъ, и вс жрецы, даже самые гордые, преклонятся передъ тобою!

Я онмлъ отъ изумленія; затмъ, черезъ нсколько мгновеній проговорилъ:

— Ты еще такая маленькая: откуда ты все это знаешь?

— Это цвт мн все говорятъ, — сказала она со смхомъ: они — твои друзья. Только все это — правда. Ну, а теперь, поиграй со мною!

— Нтъ, подожди. — Я никакъ не могъ понять ея рчей. На самомъ дл, я былъ до крайности озадаченъ, и кром того чувствовалъ, что голова у меня отяжелла и горитъ.

— Не можетъ быть, чтобы я училъ ихъ съ трона! — воскликнулъ я еще разъ.

— Училъ! И высшіе жрецы благоговйно склонили головы передъ тобой, потому что ты имъ объяснилъ, какъ устроить какую-то церемонію, центральнымъ лицомъ которой будешь ты самъ.

— Я!?

— Да! И ты сказалъ имъ, изъ чего должно быть сдлано твое одяніе, какъ его сшить и какія произносить слова, облекая тебя въ него.

Я вслушивался въ ея слова все съ большимъ интересомъ; когда она кончила, я закричалъ:

— Можешь ты мн еще что-нибудь разсказать?

— Отнын, ты будешь жить среди земныхъ цвтовъ и станешь часто съ дтьми танцовать. О, тамъ многое было сказано тобой! Но насчетъ церемоніи я что-то не припомню. Впрочемъ самъ скоро увидишь: она, вдь, произойдетъ сегодня ночью.

Я вскочилъ съ ложа, охваченный внезапнымъ порывомъ безумнаго ужаса.