Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

Общіе контуры были ясно видны, хотя лицо и формы выдлялись смутно, благодаря тому, что свтъ падалъ на нее сзади. Какъ это ни было безрасудно, но меня сразу охватилъ какой-то ужасъ, отъ котораго я весь скорчился, и мн пришлось сдлать невроятное чисто физическое усиліе надъ собой, чтобы не испустить громкаго вопля. И это невыносимое чувство страха стала рости съ каждой минутой, какъ только мн стало ясно, что фигура эта медленно направлялась ко мн какимъ-то скользящимъ движеніемъ, въ которомъ не было ничего земного. По мр того, какъ она приближалась, я могъ разглядть, что родъ темного одянья, въ которое она была облечена, почти совершенно закрывало ей тло и голову; но вс эти детали я видлъ смутно, такъ какъ свтъ, выходившій изъ-за дверей, былъ очень слабъ. Тоска и ужасъ, стснявшіе мн грудь, вдругъ удвоились: приблизившись ко мн, скользившая по воздуху фигура зажгла свтильникъ, который она держала; складки ея одежды тускло освтились, но все остальное продолжала оставаться невидимымъ… Громаднымъ усиліемъ воли мн удалось оторвать очарованный взглядъ отъ таинственнаго виднія, и я повернулъ голову въ надежд увидть стоявшихъ рядомъ со мной жрецовъ; но никого нельзя было разглядть: кругомъ стоялъ густой, непроницаемый мракъ. Это разршило опутавшія меня страшныя чары: я испустилъ крикъ, крикъ тоски и ужаса, и спряталъ лицо руками.

До моего слуха донесся голосъ Агмахда: „Не бойся, дитя мое“, произнесъ онъ своимъ мелодичнымъ, невозмутимымъ голосомъ.

Я сдлалъ усиліе, чтобы овладть собой, ободренный звукомъ его голоса, въ которомъ было, по крайней мр, нчто не столь чуждое и страшное, какъ въ закутанной фигур стоявшей передо мной. Она была здсь не очень близко, но все-же достаточно близко чтобы наполнить душу мою какимъ-то неземнымъ ужасомъ.

„Говори, дитя“, снова раздался голосъ Агмахда: „и скажи намъ, что тебя такъ взволновало“.

Я не смлъ не повиноваться, хотя языкъ мой прилипъ къ нёбу, но чувство изумленія превозмогло чувство страха, и я заговорилъ легче, чмъ-бы могъ, не будь его.

„Какъ!“ воскликнулъ я: „Разв ты не видишь свта исходящаго изъ-за той двери? Разв теб не видно закрытой фигуры? Отгони ее! Она меня пугаетъ!“

Казалось, тихій сдержанный шепотъ пробжалъ сразу по рядамъ толпы: было очевидно, что мои слова произвели потрясающее впечатлніе на всхъ. Затмъ, снова прозвучалъ ровный голосъ Агмахда: „Привтъ нашей Цариц! Мы преклоняемъ передъ ней колни!“

Закутанная фигура слегка кивнула головой и еще ближе придвинулась ко мн. Наступило полное молчаніе, посл чего златобородый жрецъ заговорилъ еще разъ.

„Не соизволитъ ли наша Повелительница открыть глаза своимъ рабамъ и отдавать имъ приказанія, какъ встарь“?

Фигура нагнулась и стала чертить что-то на полу. Я взглянулъ и прочелъ слова, начертанныя огненными буквами, которыя такъ же быстро исчезали, какъ и появлялись.

„Да, но для этого мальчикъ долженъ войти въ мое святилище одинъ, безъ другихъ“.

Повторяю, я видлъ слова и, прочитавъ ихъ, задрожалъ всмъ тломъ отъ ужаса. Необъяснимый страхъ передъ этой закрытой фигурой былъ такъ силенъ, что я скоре согласился бы умереть, чмъ исполнить ея требованіе. Жрецы продолжали молчать, и я угадалъ, что какъ фигура, такъ и огненныя буквы были невидимы для нихъ, какъ ни казалось это мн самому страннымъ и невроятнымъ. Я тотчасъ-же сообразилъ, что, если это — на самомъ дл такъ, то они не знаютъ объ ея приказаніи. А какъ могъ я, доведенный до крайней степени ужаса, заставить себя произнести эти слова, что повело-бы за собой такое страшное для меня испытаніе? И я промолчалъ. Видніе внезапно повернулась ко мн и, какъ мн показалось, уставилось глазами на меня; затмъ, оно снова принялось чертить на полу быстро исчезавшія буквы, и я прочиталъ: „Передай имъ мое требованіе“.

Но я ужъ не былъ въ состояніи повиноваться; ужасъ, на самомъ дл, лишилъ меня физической возможности исполнить это порученіе: я чувствовалъ, что у меня распухъ языкъ и заполнилъ весь ротъ. Видніе обратилось ко мн съ жестомъ бшенаго гнва; быстрымъ скользящимъ движеніемъ, оно устремилось ко мн и мигомъ сорвало покрывало со своего лица, которое моментально оказалось въ непосредственной близости съ моимъ. При вид его — мн почудилось, что у меня глаза выскочили изъ орбитъ. Оно не было безобразно, хотя очи сверкавшія на немъ, были полны леденящаго гнва, не жгучаго, а именно леденящаго. Нтъ, оно не было безобразно, и все же видъ его наполнилъ меня такимъ нечеловческимъ страхомъ и отвращеніемъ, какихъ я себ и представить не могъ. Весь ужасъ этого лица состоялъ въ его неестественности, въ его нереальности. Казалось, что оно было сдлано изъ элементовъ, входящихъ въ составъ плоти и крови, а между тмъ получалось такое впечатлніе, точно это — лишь человческая маска, казалось, будто это — какая-то страшная тлесная нереальность, нечто, сдланное изъ плоти и крови, но лишенное того, что составляетъ жизнь плоти и крови. И вс эти ужасы мн пришлось переживать въ теченіе нсколькихъ мгновеній. Тогда, испустивъ пронзительный крикъ, я — вторично въ этотъ день — упалъ въ обморокъ.