Идиот

У доски лежала лишь пропитанная мелом тряпка, а губки не было. Тюнде исчезла на всё утро. На следующий день она вернулась с огромной розовой губкой в форме сердца и тазиком воды и села за учительский стол. Всякий раз, когда я смотрела в ее сторону, она демонстрировала капающее сердце. Она по-прежнему заставляла Миклоша на вопрос «как дела?» отвечать не «файн», а «фи-не»[62]. Легко внушаемый Роберт тоже начал говорить «фи-не» и «фи-ве». Нора никогда не принимала чью-либо сторону и мямлила нечто среднее. Когда Миклош что-нибудь произносил – неважно что, – Нора хлопала в ладоши и гладила его по голове и плечам.

В полдень все расходились по домам, кроме нас с Робертом, чья мать была директором школы. Мы шли в большую кладовку, садились за деревянный стол среди свернутых в рулоны карт и экранов, и школьный повар Вильмаш в белом переднике и колпаке подавал нам затейливый обед. Сначала шел суп, потом – куриный паприкаш, тушеная говядина, котлеты или голубцы, и наконец – консервированные фрукты, художественно разложенные на десертной тарелке. С едой мы расправлялись преданно, прилежно и немногословно. Иногда я спрашивала у Роберта, как дела, и он отвечал «фи-не». Потом он задавал мне тот же вопрос, и я отвечала «файн». Поначалу мне казалось странным ходить ежедневно с четырнадцатилетним мальчиком в кладовку на обед из трех блюд, но вскоре я приняла это как часть естественного хода вещей.

После обеда я занималась с Адамом и еще двумя пятнадцатилетними парнишками, они готовились к вступительному экзамену по английскому в специализированной компьютерной школе. Эти занятия давались мне легче, чем утренняя часть, поскольку все трое уже достаточно знали язык и усердно занимались, к тому же там не было Тюнде – она заглядывала только, чтобы принести двухлитровую бутыль выдохшейся «пепси-колы» и стакан на серебряном подносе. В стакан я наливала себе, а бутылку отдавала ребятам. Обычно они делали лишь небольшие вежливые глотки, но однажды, прогоняв весь обеденный перерыв в футбол, проглотили оба литра. Кола исчезла в их организмах и впиталась их клетками.

* * *

До этого лета я почти ничего не знала о Битлз. Я не знала, почему важно носить прическу «под битлов» и что это вообще за прическа. Когда кто-то из старших заводил при мне разговор о Битлз, я просто переставала слушать. И это никогда не имело никаких последствий. Я считала, что так и проживу всю жизнь. Но Битлз оказались неизбежными – как алкоголь или смерть.

– А что если тебе разучить с детьми пару песен Битлз? Это наверняка будет весело, – сказала Маргит в первый же день. Когда я ответила, что не знаю ни одной песни Битлз, она попросила одну из учениц дать мне послушать сборник хитов на двух кассетах «Макселл» с вкладышами, где шариковой ручкой были аккуратно выведены названия песен.

Битлз меня озадачили – озадачило противоречие между их бойкими, как бы невинными трелями и скрытым за ними расчетливым, циничным мировоззрением. Всякий раз, делая приятно своей девушке, они ведут подсчет, возмущаются, что ей все нужно объяснять, и ждут от нее ответных приятностей[63]. А потом принимаются рассказывать, что им приходится работать, как собакам, ради денег на подарки для нее, и взамен она должна отдать им всё[64]. А если не отдаст? А если она не знает как?

Особенно меня обескуражила песня «Семнадцать» из-за строчки, начинавшейся словами «и выглядела она…»[65], – я ожидала, что дальше будет «не по возрасту», а вместо этого – или мне послышалось – они спели «не парой своему парню»[66]. Я была глубоко поражена неравноправием между ней и ее парнем, которое делало ее уязвимой для Битлз, и хотя она, судя по всему, уже была подавлена и унижена, ее обманом заставили идти гулять с недостойным человеком. В то же время ей всего семнадцать, а она уже с каким-никаким, но парнем, – это значит, что возраст не может служить мне оправданием – оправданием неспособности вдохновить кого-нибудь на вождение моей машины, рассказать Битлз то, о чем они хотят знать, вызвать в них или в любом другом человеке чувства, которые они описывают, и которые Иван, должно быть, испытывает к своей девушке – восемь дней в неделю.

* * *

Маргит повела меня в гости к своей бывшей ученице Юдит, которая теперь говорила по-английски не хуже Маргит, но всё равно упорно хотела продолжать уроки.

– Юдит очень умная девушка, – сказала Маргит с недовольным видом. – Она столько читает – на английском, на немецком, на многих языках. Она для меня слишком продвинутая. Мне больше нечему ее научить.

– Это история успеха, – ответила я: именно так сказала бы мать.

– Да, – произнесла Маргит с сомнением. – У нее огромный аппетит к учебе. Она будет рада с тобой пообщаться. Но я не останусь.

Мы застали Юдит с книжкой на диване рядом с окном, выходящим на пустой участок, который отделял дом ее родителей от железной дороги на окраине. Стопки книг лежали повсюду – на кофейном столике у дивана, на телевизоре, на окне эркера, на полу между диваном и стенкой.