Рис. 46. Поругание Христа: слева истязатели возлагают ему на голову терновый венец, а справа, завязав ему глаза, бьют и спрашивают: «Кто ударил?»
Житие Христа. Англия, XIV в.
Американский историк Джозеф Кёрнер точно подметил, что насилие по отношению к изображению часто бывает откликом на насилие, которое творится на изображении. В конце XV в. в мастерской нюрнбергского мастера Михаэля Вольгемута была создана тетрадь с эскизами для гравюр. Тридцать пять из ста пяти страниц занимают эпизоды Cтрастей Христовых. На них палачи из сцены в сцену истязают Спасителя. Он весь изранен и залит кровью. Кто-то из художников или более поздних владельцев рукописи, видимо решив отомстить мучителям Богочеловека, на восемнадцати листах полностью их обезличил[101]
.Одна из самых частых целей зрительской агрессии — руки палачей и инструменты, которыми они истязают мучеников. Например, на алтарной панели с изображением истязания св. Люции (Каталония, ок. 1300) прицельно заскоблены ладони двух воинов, которые веревками вырывают ей груди[102]
. А во французской рукописи «Золотой легенды» по той же логике повреждена плетка, которой палач хлещет св. Дионисия — первого епископа Парижа (рис. 47).Рис. 47. Иаков Ворагинский. Золотая легенда. Париж, вторая четверть XIV в.
Иногда случаются странные казусы. Например, на некоторых миниатюрах, где еврейская героиня Юдифь отрезает голову ассирийскому полководцу Олоферну (Иуд. 13), кто-то атаковал не злодея, а ее саму: ей выкалывали глаза или выскабливали лицо[103]
. На других изображениях кто-то затирал ее меч, орудие отмщения завоевателю[104]. Этот сюжет явно был хорошо известен, многие миниатюры снабжены подписями. Но нам остается только предположить, что читатели неверно интерпретировали суть изображенного и принимали праведное насилие за неправедное.Агрессия против негативных персонажей почти всегда выборочна. Одни фигуры подвергаются атаке, а другие нет. Избирательность видна как в рамках одной миниатюры (двое из троих палачей «ослеплены» или обезличены, а третий остался нетронутым), так и в масштабе всей рукописи. Например, еще в одном списке «Золотой легенды» убийцы апостола Матфия «ослеплены», а палачи апостолов Петра, Павла или Иакова Старшего невредимы[105]
. Почему — сказать невозможно: неизвестный обрушился на первых злодеев, которые ему попались на глаза? На истязателей святых, которых он особо почитал? В сцене мученичества св. Варфоломея затерты лица всех злодеев: языческого царя, распорядившегося содрать с апостола кожу, и обоих палачей, приводящих приказ в исполнение. Но на миниатюре с колесованием св. Георгия обезличен лишь проконсул Дациан, а воин, который приводит в движение пыточное колесо, не тронут[106].Важную роль играла иерархия. Вспомним многочисленные сцены, где Христос, окруженный римскими воинами и иудеями, стоит перед Понтием Пилатом, император-язычник отдает мучеников на растерзание, а войско неверных во главе с полководцем осаждает христианский город. Часто повелителя (как виновника зла) атаковали, а его подчиненных нет[107]
. Однако это тенденция, а не правило. Нередко все обстояло ровно наоборот: атака обрушивалась на истязателей и палачей, а повелителю, который лично не участвовал в пытке или казни, удавалось избежать «наказания»[108]. Например, в одной немецкой Псалтири XIII в. кто-то практически затер лицо иудея, который привел Христа к Пилату. При этом сам римский прокуратор и второй человек, стоящий у него за спиной, не пострадали. На их лицах в нескольких точках выпал красочный слой, но трудно сказать, были ли эти повреждения намеренными[109].Можно было бы ожидать, что средневековые читатели в первую очередь станут атаковать самых устрашающих, уродливых или агрессивных палачей или тех, кто, по их ощущению, причиняет Христу или мученикам больше всего страдания. Однако на практике этого незаметно. Например, в рукописи «Золотой легенды», которая уже упоминалась выше, двое палачей казнят евангелиста Марка[110]
. У одного из них приплюснутый нос, напоминающий свиной пятачок, а на голове торчит птичье крыло. Эта странная деталь служила одной из иконографических примет злодеев и иноверцев[111]. Однако лицо палача никого не заинтересовало. Неизвестный читатель атаковал только его напарника, у которого столь демонических атрибутов не было.