Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Следуя в том же направлении, историки-медиевисты Жиль Бартолейнс, Оливье Диттмар и Венсан Жоливе перенесли акцент с опасного взгляда на опасное присутствие. В Средневековье образы часто воспринимали не только как репрезентацию, но и как воплощение изображенного. Потому, ослепляя или уничтожая фигуры демонов или других негативных персонажей, зрители, вероятно, стремились изгнать их из книги или им отомстить[115].

Американский историк Карл Фуджельсо подсчитал, что из 2300 миниатюр, украшающих рукописи «Божественной комедии» Данте, созданные с момента завершения поэмы около 1320 г. до выхода первого печатного издания в 1480-х гг., не меньше 260 были кем-то целенаправленно изувечены. По его версии, систематически ослепляя фигуры дьявола, неизвестные «вандалы» стремились разорвать связку между образом и его опасным прообразом либо через изображение «ослепляли» самого дьявола — мешали ему как-то им навредить, наказывали его за злодейства[116]. Но как это подтвердить? Прямых доказательств нет, но есть косвенные.

Может ли дьявол жить в изображении?

В основе христианского культа образов лежало представление о том, что Христос, Дева Мария и святые очень часто действуют на земле через иконы, фрески или статуи, на которых запечатлены их лики. Видимо, с похожей меркой порой подходили и к изображениям дьявола и демонов. Как святые отвечают на просьбы, исцеляют или совершают другие чудеса через свои «портреты», так и бесы через свои могут вредить и губить.

Одним из главных инструментов христианской критики многобожия был тезис о том, что языческие боги — это на самом деле демоны, а идолы — это их «обиталища». Как сказано в Первом послании к коринфянам (10:20), «язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу»[117]. Эта мысль емко сформулирована Иаковом Ворагинским в «Золотой легенде» (ок. 1260). Там бесы говорят св. Лонгину, что живут в идолах: «Наше жилище там, где не поминают Христа и не творят крестного знамения»[118]. Соответственно, греко-римские, кельтские, германские, славянские, индуистские, буддистские и прочие культовые изображения, с которыми в Европе, а позже и за ее пределами сталкивались христианские клирики или миряне, часто воспринимались как места пребывания бесов. А значит, их следовало очистить, а нечистых духов — изгнать (рис. 48).

Рис. 48. Многочисленные средневековые предания, восходящие к апокрифическому Евангелию Псевдо-Матфея, рассказывали о том, как во время бегства Святого семейства в Египет при появлении Девы Марии с младенцем Иисусом идолы местных божеств пали оземь и развалились на части. Тем самым они явили собственное ничтожество и исполнили предсказание пророка Исайи: «Вот, Господь восседит на облаке легком и грядет в Египет. И потрясутся от лица Его идолы Египетские, и сердце Египта растает в нем» (Ис. 19:1). На этой миниатюре идолы, которые валятся с колонн, скорее похожи не на статуи, а на живые тела: левый больше напоминает человека, а правый с рогами — демона.

Псалтирь святого Людовика и Бланки Кастильской. Париж, ок. 1225–1235 гг.

Paris. Bibliothèque de l’Arsenal, Ms-1186 réserve. Fol. 19v

Демоны живут в идолах. Но что значит «жить» и каково отношение между мертвой материей и скрытой в ней демонической силой? Как пишет искусствовед Борис Бернштейн, с точки зрения христианского богословия «статуи представляют собой скорее пустую форму, которую демоны могут посещать и покидать. Но эта относительная автономия — не для обыденного ума, который в течение столетий будет воспринимать античные изваяния как „белых дьяволов“ в прямом смысле, так, будто бесовская персона полностью совпадает с материальной субстанцией изображения»[119].

Иначе говоря, на изображения языческих божеств смотрели либо как на временное обиталище, которое дьявол может посещать и покидать (ввергая людей в искушение и творя мнимые чудеса), либо как на материальные «тела» демонов, в которых зримая форма (статуя) и скрытое содержание (демон) фактически совпадают. Бернштейн подметил важный момент, в котором критика идолопоклонства пересекается со спорами о святых образах. В эпоху иконоборчества VIII–IX вв. византийские защитники икон разработали богословскую доктрину, которая объясняла, чем почитание святых, написанных на досках или на стенах, принципиально отличается от поклонения идолам. В соответствии с ней христиане ничего не ждут от дерева или краски. Материальные образы Христа, Богоматери и святых служат «каналом», по которому молитва возносится к их невидимым прообразам[120]. Эта идея со временем была воспринята и на Западе. К ней регулярно возвращались в полемике с иудеями и еретиками, обвинявшими католиков в идолопоклонстве. Богословы и проповедники повторяли, что язычники молятся самой материи — для них истукан и есть бог, а христиане, преклоняя колени или ставя свечи перед образами, обращаются к тем, кто на них изображен.