Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Если святые во множестве средневековых историй карают за кощунство в свой адрес и защищают свои иконы или статуи от атак иноверцев и богохульников, то дьявол порой тоже вступается за свои «портреты»[128]. Откроем, например, житие константинопольского патриарха Евтихия, созданное между 582 и 602 гг. Там рассказывается о том, как один молодой художник попытался сбить со стены дома мозаику с изображением Афродиты. Демон, живший в изображении, не стерпел оскорбления и сделал так, что кисть руки «святотатца» начала гнить и ее пришлось ампутировать. В конце концов Евтихий вернул ему руку, а благодарный исцеленный заменил мозаику с изображением античной богини на образ святого[129].

Но это все истории про чужие для христиан и враждебные им образы, созданные иноверцами. Важно, что на средневековом Западе мы время от времени встречаем упоминания о том, что бесы могут селиться не только в языческих истуканах, но и в христианских изображениях. Так, английские еретики-лолларды, критиковавшие культ образов, порой утверждали, что чудеса, творимые «портретами» святых, на самом деле совершаются бесами[130]. Напротив, защитники католического культа предполагали, что в обиталища бесов могут превратиться церковные образы, которыми завладели еретики[131].

А как быть с бесчисленными изображениями, на которых присутствует дьявол? Способен ли он действовать через образы, которые были созданы не для того, чтобы его прославить, а дабы его посрамить? Может ли он «поселиться» в статуе, на которой архангел Михаил поражает его копьем, или в иллюминированной рукописи, где столько его «портретов»? Важно ли ему, как его малюют? Эти вопросы в средневековых текстах звучат нечасто. Однако даже из редких упоминаний ясно, что от образов дьявола могла исходить опасность.

Ведь дьявол обидчив и не готов терпеть, что его представляют таким уродливым и тем покушаются на его честь. Этот мотив кажется комичным, и его не без оснований можно было бы записать в разряд свидетельств амбивалентности средневекового образа демонов. С одной стороны, все знали, насколько они сильны и опасны. Они строят людям ловушки, разжигают в них дурные помыслы, посылают искушения, осаждают видениями и пытаются погубить, а после смерти завладевают душами грешников, волокут их в ад, а там истязают. С другой — читатели житий или слушатели проповедей не могли не знать, что нечистые духи бессильны противостоять святым, а их власть призрачна. Святые постоянно берут над ними верх и даже порой заставляют себе служить, а экзорцисты изгоняют их из тел одержимых. На многих изображениях и на сцене мистерий бесов нередко представляли в самом нелепом обличье. Страх перед силами тьмы часто снимался смехом[132]. Истории, в которых демоны обижаются на «карикатуры», важны для понимания функций средневековых изображений и тех страхов, которые они вызывали. По формулировке Седьмого Вселенского собора в Никее (787) «честь, воздаваемая иконе, относится к ее первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней»[133]. Аналогично и бесчестье, оказанное образам дьявола, было не просто обращено к первообразу, но, как считалось, могло спровоцировать его реакцию.

По крайней мере c X–XI вв. на Западе бытовали разные варианты легенды о том, как дьявол попытался отомстить монаху-художнику или скульптору за то, что тот изобразил его слишком уродливым и тем самым нанес ему оскорбление[134]. Около 1180 г. англо-валлийский клирик Вальтер Мап, приближенный короля Генриха II, создал подборку исторических казусов, пародий, рассказов о необычных происшествиях, дьявольских наваждениях и явлениях призраков под названием «Забавы придворных». В его «анекдотах» образ дьявола порой оказывается морально неоднозначен. В одной из глав Мап поведал о ризничем-живописце, которого бес по имени Морфей изводил ночными кошмарами. Решив отомстить, страдалец стал расписывать мордами демона стены, занавеси и оконные стекла, точно подмечая уродливые черты (defiguratissime pingebat) своего ночного мучителя (рис. 49). Морфей был возмущен, что монашек осмелился его так обезобразить (ne personam suam devenustaret) и предать людям на посмешище (ad tantum populi derisum).

Рис. 49. Дьявол. Фрагмент витража из собора Сент-Этьен в Бурже, ок. 1200–1215 гг.

New York. The Metropolitan Museum of Art. № 30.73.261

После серии увещеваний во сне он решил отомстить, вверг монаха в пучину пьянства и разврата, нашептал ему ограбить церковную казну и привел к разоблачению — братья-монахи заключили его в темницу. Лишь тогда демон явился отчаявшемуся художнику и взял с того обещание больше его не рисовать и не позорить (ut nulla me de cetero picture deformes)[135]. Ссора, кажется, закончилась ко взаимному удовлетворению.