Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Как объясняет дель Карретто, демон может пребывать в изображении в двух смыслах: как движущая сила (motor) в движимом предмете или как означаемое в знаке. В случае магических фигурок он не исключает ни одну из этих возможностей. Но для него важнее другое — объяснить, как именно такой образ оказывается эффективен, как ущерб, нанесенный изображению, переносится на изображенного. По версии францисканца, колдовская фигурка — это знак. Когда священник ее крестит во имя Троицы, она обретает новый, сакральный статус. Это уже не обычный предмет, изготовленный руками человека, а предмет, осененный силой таинства. Не простой знак, а знак действующий. Обычный знак просто указывает на какие-то вещи или понятия, но не превращается в них и на них не воздействует. Поскольку таинство крещения ставится на службу колдовству, дьявол, к которому обращаются участники этого действа, «перехватывает» этот знак. И, воспользовавшись силой, приобретенной фигуркой благодаря таинству, устанавливает отношение знака: на одной стороне — образ, на другой — изображенный (instituit efficaciter in ymagine rationem signi ipsius maleficii). В итоге, когда образ (ymago) пронзают, тот, кто на нем изображен (ymaginatum), тоже «пронзается» — заболевает или умирает.

Дель Карретто перенес на магический образ модель евхаристии. Гостия — это знак тела Христова, который становится истинным телом. Еретик атакует освященную гостию — она в ответ кровоточит, демонстрируя истинность пресуществления. Хлеб действительно становится телом Господним. Бог являет свое присутствие. Во время колдовского ритуала поклонение, подобающее лишь Богу, адресуется дьяволу. А потому те, кто практикует такую магию, виновны в ереси[174].

Епископ Лукки стремился объяснить, как именно демоны действуют через изображения. Для него было очевидно, что опасная сила бесов может проявиться не только через древних языческих идолов, но и через различные образы, которые создаются здесь и сейчас в христианском мире. У нас нет свидетельств о том, что уничтожение фигур темных духов в средневековых рукописях сопровождалось какими-то обрядами и что оно было связано с колдовством. Магические «куклы» представляли не демонов, а людей, на которых человек стремился воздействовать с помощью магии. Рукописи, в которых находились поврежденные миниатюры, никто не освящал. И тем не менее изображения нечистых духов явно нередко воспринимались как форма их присутствия, знаки, иногда способные действовать, а значит, источник угрозы.

Сила и бессилие взгляда

В бесчисленных средневековых рукописях читатели не просто уничтожали фигуры демонов и грешников, а их ослепляли: размазывали или выскребали верхнюю часть лица, прицельно вымарывали глаза или с помощью игл оставляли в них крошечные отверстия. Почему это происходило?

Многие практики взаимодействия с сакральными образами, а через них — с их прообразами строились и продолжают строиться на пересечении взглядов. Молясь перед иконой, статуей или фреской, верующий смотрел непосредственно на Христа, Богоматерь или святого, а их написанные краской, вырезанные из дерева или сделанные из стекла глаза были устремлены на него. Взгляд сакральных персон воспринимался как средоточие их силы, а молитва — обращение человека к невидимой личности, воплощенной здесь и сейчас в материальном объекте, — активизировалась визуальным контактом[175].

Так, в списке исцеленных фреской Madonna delle Carceri в итальянском городке Прато фигурирует Доменико ди Франческо ди Гуччо — капеллан флорентийской церкви Сан-Пьеро-а-Понте. После травмы он почти потерял возможность пользоваться одной рукой. Отправившись в Прато, он взглянул в глаза Девы Марии и тотчас же обрел здравие[176]. Историк Дэвид Фридберг в известном исследовании «силы образа» и «теории отклика» подчеркивал, что во многих культурах глаза воплощают «жизнь», а значит, эффективность изображения[177].

Образы, предназначенные для молитвы, были чаще всего устроены так, чтобы помочь двум взглядам: Христа, Богоматери или святого, с одной стороны, и верующего — с другой, пересечься[178]. Для этого небесных патронов обычно изображали фронтально. Если же их головы были слегка развернуты или склонены вниз, то взгляд часто был скошен — и все равно направлен прямо на зрителя. Во многих случаях глаза представляли очень большими, выделяли контрастным контуром или как-то еще подчеркивали. Ученый клирик Бернар Анжерский в «Книге чудес св. Веры» (первая четверть XI в.) упоминает о статуе-реликварии св. Жеральда, которую он видел в городке Орийаке. По его словам, лицо святого «было одухотворено таким живым выражением, что казалось, будто его глаза следят за нами, а народ по блеску его глаз определял, услышана ли просьба»[179].