Прямо передо мной какая-то малышка держит поставленные друг на друга маленькие клетки, битком набитые крошечными мышами, она протягивает их нам.
— Что это значит? — спрашиваю я, показывая на дитя, и тут слышу, как Тима позади судорожно вздыхает.
— Карма. — Биби пожимает плечами. — Некоторые верят, что, если освободить заключенных в клетку существ, это принесет удачу. И потому другие ловят всякую живность и продают, чтобы дать кому-то возможность отпустить их на волю.
— Но разве это не обман? — Я смотрю на Биби.
— Не для мышей. — Он снова пожимает плечами.
Ро громко фыркает, Лукас не произносит ни слова. Тима расстроена, она даже выворачивает карманы в поисках хоть чего-нибудь ценного.
Прежде чем девочка успевает заговорить, Лукас сует несколько монет в маленькую ручку.
— Покупаю всех, — говорит он.
Проблема решена одним движением.
Зверьки выскакивают из маленьких деревянных коробок и разбегаются по углам храма.
Не знаю, кто сейчас более счастлив — мыши или Тима. Она благодарно берет Лукаса за руку.
Лукас улыбается ей, гладит по голове. Они так долго были вместе, думаю я.
Какая-то женщина появляется перед нами и тычет в меня связкой ожерелий:
— Ты покупай. Ты покупай. Хорошая удача. Две сотни монет.
Я отрицательно качаю головой, но когда присматриваюсь, то вижу кусочек прозрачного стекла, имеющего форму капли, с крошечной зеленой фигуркой внутри.
Это он. Тот самый, такой же. Нефритовый Будда. Шахматная фигурка, принадлежащая нефритовой девочке, та, которую я видела на шахматной доске во сне. Такая же, как та, что дал мне Епископ.
Если так, тогда я и вправду пришла туда, куда надо. Это должно быть то самое место.
Я оглядываюсь по сторонам, но все, что я вижу, слышу и ощущаю, — это шумная толпа.
Если девочка и здесь, я ее не улавливаю.
Когда толпа увлекает нас в арочный вход в стене дворца, я слышу отдаленный ритмичный напев, которого не понимаю.
Биби отдает несколько монет какой-то женщине, сидящей за столом. Взамен же берет горсть бледных зеленых цветов, круглых, как луковица или кулак. К их стеблям привязаны палочки благовоний и ярко-желтые тонкие свечи, и всего этого — по одному для каждого из нас.
— Лотосы, — поясняет Биби. — Мы сделаем подношение Богу Будде. Идемте, — говорит он, хватая мою руку и кладя ее себе на рукав. — Ты держись за меня.
Мы проталкиваемся сквозь толпу, пока не добираемся до больших чаш с водой, окруженных людьми, стремящимися подойти к ним. Чем ближе мы к чашам, тем труднее держаться рядом друг с другом. Толпа напирает со всех сторон, и мы наконец словно расплываемся в разные стороны, как маленькие лодки на океанских волнах.
Со всех сторон тянутся руки, чтобы бросить цветы к воде, в воду. Женщина рядом со мной прижимает свой цветок ко лбу. Какая-то старуха набирает воды в пустую бутылку.
Я вижу, как Биби машет мне рукой через толпу между нами.
— Святая вода! Считается, что она приносит удачу. Попробуй ее.
Я делаю, что мне сказано, опускаю цветок в воду, а потом прижимаю мокрые лепестки к горячему лбу.
Я закрываю глаза, пытаясь разобраться в том, что чувствую, но шум толпы и того, что люди несут в своих головах, все еще слишком меня оглушает.
И я просто следую за Биби, продвигаясь к ближайшему алтарю, зажигаю свою палочку благовоний и втыкаю ее в чашу, наполненную песком.
А девочки все нет.
Потом толпа увлекает меня вперед, несет вверх по ступеням, к небольшому прямоугольному зданию, полностью покрытому золотой резьбой.
Мы все встречаемся у горы обуви перед входом. Проявляя уважение, следуем примеру Биби и добавляем свою потрепанную обувку к общей куче.
— Преклоните колени. Ваши ступни не должны быть направлены к Будде. Делайте как я.
Я наблюдаю за Биби. Он складывает руки вместе, прижимая ладони одну к другой. Склоняет голову. Я повторяю его движения.
А потом смотрю вверх.
Высоко надо мной, с золотого алтаря, лицо моего Будды смотрит прямо на меня.
Я жду.
Но это неправда. Я жду несколько часов, но нефритовая девочка так и не появляется.
Однако я все равно отказываюсь покинуть храм.
Мы сидим, пока солнце не опускается к горизонту, а у нас не начинают болеть колени.
Волны почитателей продолжают бушевать вокруг нашей четверки, а мы как будто превратились в некий островок тишины, мы ждем, стоя на коленях.