Народ древлянский колобродил. Бабы причитали, мужи вострили топоры да рогатины. Младшие дружинники натирали до блеска кольчатые брони[32], а хлебнув браги, бахвалились друг перед дружкой молодецкой удалью. Юным, в радость мечами позвенеть. Старшие гридни хмуро глядели изподлобья. У этих души, как и тела покрыты шрамами, оттого о ратной славе им уже не мечтается, однако обиды прощать никто не мыслил, и первее всех сам князь. Но, он же и понимал, что собери в поход хоть всё племя, а Киева ему не обороть. Одно оставалось - у себя ждать киевлян и ратиться с ними под стенами своих городов. Старейшины племени, что случалось не часто, в этом были с князем заодно.
На совете со старшею дружиной порешили собрать ополчение, с коим сесть в Искоростени и прочих больших градах. Баб, детей да иной люд, к топору с рогатиной[33] негодный, увести из погостов в непролазные пущи. Там же оставить малые ватаги удальцов. В лесах древляне дома, а ворогу там - верная погибель. Опустевшие погосты пожечь, чтоб не только поживы, но и приюту киевлянам не осталось. Им хочешь ли, нет ли, а надобно будет везти из Киева обоз, какой лихим ватагам отбить - не мудрёное дело. Тем же ватагам непрестанно жалить вражью рать, чтоб из каждого леска стрелы ждали, чтоб по нужде под куст скопом не менее десятка ходили. К Искоростеню ворогам должно подойти усталыми да изголодавшими. Такого супротивника бить - не труд, а забава. Стольного града им приступом не взять, то и скудоумному ясно. Осадою они лишь сами себя измотают, а как соберутся обратно в Киев тут и ударить. Разметать киевские полки, оросить во славу Перуна, да на радость Пращурам древлянскую землю вражьей кровушкой.
Нурманов из Свенальдова хирда, тех что случится в полон взять, мыслил Мал потопить в болотах, на потеху водяным да русалкам. Киевских воевод лишить глав на могилах посечённой древлянской знати, а вот о простых дружинниках у него иные мысли были. Как и об Ольге.
Коль не захотела по доброму за него пойти, хуже того, обиды чинила, что ж, возьмёт силой. Всё одно его станет! Своевольна плесковчанка, ну да ничего. Как степняки объезжают норовистых кобылок, так и он управится со строптивой бабёнкой. Пойдёт за него, убоявшись позора, раз по другому никак, а там и Киев его будет. Тут то ратники полянские ему живыми окажутся нужнее. Однако ж, этими, потаёнными чаяниями Мал ни с кем не делился.
Всем хороши были задумки, да как часто случается, Боги по-своему судили...
Киевлян ждали летом, они же явились, как сошла распутица. Шли пешими, налегке. Верхом лишь сама княгиня, воеводы да ближние гридни, оттого войско прокормом лошадей не заботилось. Обоза тоже не было. Из припасов то, что в заплечных котомках. Вперёд киевской рати двигались скорым волчьим шагом нурманы, сходу беря не ждавшие беды, не успевшие укрыться в лесах древлянские селения. Люд секли весь нещадно, а из добычи брали одно съестное. Бородатые нурманские вои прошли сквозь древлянские земли как калёный нож сквозь масло, как волчья стая сквозь отару овец. Встали не доходя Искоростеня, а по их кровавому следу скоро подоспела киевская рать Ольги.
Тут Мал сотворил глупость из тех, какие князьям потомки не прощают - вывел древлянское войско в поле на битву. Останься за стенами, сохранил бы людей, так же положил половину ополчения. Добро ещё, вовремя одумался, не дал увязнуть войску в сече с дрогнувшим полянским полком. Отсек бы тогда его нурманский клин от града - все бы остались в поле кормить воронов. И, всё одно, та битва лежала у князя на сердце тяжелей мельничного жернова.
Но, не время ныне тризну править, время - о живых печься. На совете старшие гридни, все, как один рекли то, о чём князь и сам ведал. Мог бы и не спрашивать. Не поздно ещё обернуть всё себе на пользу. Всего то и делов, свершить прежде задуманное. Послать ловких людей собрать да поднять княжьим именем древлян, разбежавшихся по лесам от Свенальдова разбоя. Ими изводить киевское войско, не выходя в поле на битву. Охотничьи отряды бить стрелами из засад. Ночью лихими наскоками вырезать дозорных, да палить шатры. Гонцов в Киев перехватывать всех до единого, паче же захватить обоз с припасами, буде такой снарядят.
Всяк древлянин - охотник, всякому ведомо, как медведя берут. Лесного хозяина силой не обороть, тут ловкость, хитрость, да сноровка надобна. Псы издёргают его больными укусами, отвлекут. Тут уж не зевай, подбирайся, да вонзай рогатину. И держи, покуда зверь сам на неё не насядет, а сотоварищ подскочив, добьёт грозного супротивника, топором раскроив тому череп.
То же и с киевлянами. Оголодавшее да измотанное в мелких сшибках войско само подставит подбрюшье, и остатки древлянского ополчения наколет его как рогатина медведя, а княжья дружина, будто секира снесёт вражью голову.