Иду на задержание!

Исполнял он свои обязанности, как давно привык делать любое дело, основательно, на совесть. Поощрения не обходили его стороной. Ему присвоили звание «Отличник милиции», вручили медаль «За безупречную службу», неоднократно награждали Почетными грамотами разных степеней и денежными премиями.

— Далеко, Семеныч, пойдешь, если никто не остановит, — грубовато и немного ревниво шутили сослуживцы.

Чередниченко понимал, что милицейское дело такое: его невозможно выполнить на хорошо, плохо или на посредственно. Оценка одна: исполнил свой долг или не исполнил…

За неторопливыми воспоминаниями и размышлениями Петр не заметил, как дошел до столовой, ближайшей к отделению, и вспомнил, что забыл дома папиросы. Еще не открыв дверь, по неясному гулу, доносящемуся из обеденного зала, сразу же определил, что в столовский буфет завезли пиво. Да, знакомая картина: сдавленная нетерпеливая очередь у стойки, уставленные кружками столы, оживленный разговор «за жизнь», свидетельствующий о том, что не обошлось без более существенной, чем пиво, жидкости.

Его милицейский полушубок сразу же заметили и жаждущие на миг выжидательно притихли, но обстановка в общем-то была в пределах нормы, и Петр лишь красноречиво остановил свой взгляд на двух не в меру раскаленных физиономиях за ближним столом. Те, поняв его, неохотно встали и, стараясь идти твердой походкой, направились в раздевалку.

Получилось так, что из столовой они вышли вместе с Петром. Один из них, тот, что был попьянее, чернявый, горбоносый, в ондатровой шапке, сразу же полез с разговором.

— Значит, в мороз и зной, днем и ночью ни сна, ни отдыха измученной душе? А, сержант?

— Такая служба, — на ходу хмуро ответил Чередниченко, не почувствовав иронии. Острый нож была для него эта разогретая «ершом» общительность. Но и не ответить — тоже было глупо.

— А я вот где-то прочел, — любуясь собой, продолжала ондатровая шапка, — что без устали нести бремя, не бояться ни зноя, ни холода и всегда быть довольным — трем этим достоинствам следует учиться… — он сделал эффектную паузу и, хохотнув, закончил: — Следует учиться у осла.

— Вот что, гражданин…

— Товарищ Желтухин, если вам будет угодно, — стал уже открыто паясничать Желтухин.

— Не надо насмешничать, гражданин Желтухин. Выпили с приятелем и идите домой, а то нарветесь на неприятности. А я при исполнении.

— Слушаюсь и повинуюсь, гражданин, то бишь товарищ старший сержант. Как это у Маяковского: розовые лица, револьверт желт, моя милиция меня стережет! Иду, иду, только с вашего любезного сержантского разрешения, еще не домой, а для полного телесного и душевного ублаготворения хряпнуть еще малую толику, чтоб, как говорится, в плепорцию… А моя милиция меня сбережет. На том стояла и стоять будет русская земля!

«Фу ты, балалайка! — думал Чередниченко, наблюдая, как словоохотливый собеседник и его спутник двинулись в сторону магазина. — Начитался книжек, ишь как языком чешет. Может, даже институт имеет».

Он вздохнул. Учеба была его незаживающей болячкой. Нормально учиться ему и не довелось. Вся начальная школа пришлась на войну, а после не до учебы было: умерла мать, заболел отец, и колхозная конюховка заменила класс. Работа в милиции заставила сесть за учебники, но, бог мой! Какая это оказалась мука — начинать с азов. Теперь-то уже полегче…

Во время развода настроение поднялось: пришел приказ о присвоении очередных званий и в списке значилась его фамилия.

— Погоны сейчас менять некогда, вручим их завтра, в торжественной обстановке, — объявил начальник горотдела. — В последний раз пойдете в прежних званиях.

Он поздравил каждого, говоря что-нибудь ободряющее. Чередниченке сказал:

— Желаю успехов, товарищ старшина! Передай мои поздравления жене, пусть гордится растущим мужем.

Инструктаж закончился, и наряды неторопливо разошлись по своим маршрутам.

Свой участок Чередниченко знал как собственную ладонь: улицы Коксовая, Симбирская, Заовражная, клуб шахты 5-7, двадцать шестая столовая. Рядом твердо, в ногу шагал Женя Зимин, румяный от мороза, невысокий, но широкий в кости, бодрый и веселый. Патрулировать с ним было легко и надежно, хотя был он на восемь лет моложе Петра и лишь недавно прошел на учебном пункте в Кемерове первоначальную милицейскую подготовку. Вскоре к ним присоединились дружинники шахты 5-7. Познакомились: Сергей Ажичаков, Михаил Пещеров, Валерий Морозов.

Уже стемнело. На улице зажглись редкие фонари. Мороз усилился.

— Ну, ладно, ребята. Сейчас пройдем по участку, потом в штабе погреемся, — сказал Чередниченко как старший наряда.

— Хоть бы один захудалый дебошир, — пошутил Ажичаков, когда они после первого обхода приблизились к штабу. — Никудышный кпд. Нам-то ничего, а вот милиции зарплату не дадут.