Иду на задержание!

Виктор крикнул: «Стой! Буду стрелять!» и выстрелил в воздух. Сизиков вздрогнул, но продолжал бежать, будто уверовав, что пуля не догонит его. Тогда Карпенко взял на прицел подпрыгивающую фигуру, опустив мушку ниже, к мелькающим кирзовым сапогам. Хотя с левой руки стрелять было непривычно, Виктор был уверен, что не промахнется! Сизиков для его «Макарова» убежал еще не так далеко. Он начал плавно спускать курок, но в последний момент взял чуть вбок. Беглец должен понять, что стрельба идет уже прицельно, а не в воздух. В него он выстрелить еще успеет, если предупреждение не остановит бегущего.

Расчет оправдался. Двух пуль, прошедших рядом с Сизиковым, было достаточно, чтобы он остановился. Потом он под дулом пистолета, неспешно отвел карпенковский «Урал» и свой мопед за обочину, в кусты. Виктор отдавал приказания как можно громче, стараясь держаться так, чтобы Сизиков не заметил, в каком он состоянии. Правый бок кителя и рукав уже давно пропитались кровью, и каждое движение вызывало нестерпимую боль, в голове нарастало тонкое комариное пение.

Сизиков и сопровождающий его лейтенант медленно двинулись по безлюдной дороге к деревне. Карпенко ждал, что вот-вот услышит привычный шум райотдельского газика и сдаст Сизикова опергруппе. Он не мог предположить, что группе пришлось задержаться в Портнягино.

Сизиков уже вскоре после начала их пути стал догадываться, что истекающий кровью участковый теряет силы, но тем не менее каждая его попытка остановиться или просто замедлить темп вызывала громкий окрик. Поначалу Виктор довольно бодро покрикивал:

— Ну, что ползешь, как вошь по нитке!

Эта фраза уменьшалась с каждой сотней шагов и под конец Виктор только и мог выдыхать:

— Шире… шаг!

В теплом мерцающем тумане перед его глазами маячила спина Сизикова, бугрилась, уходя из-под ног, ровная проселочная дорога, комариное пенье в голове превратилось в пронзительный реактивный свист, который вынуждал упасть на землю, зажав уши. Но сильнее была мысль, внутренний приказ: «Не упасть!» Воображение рисовало, что будет, если он упадет. Сизиков сразу схватит его пистолет с оставшимися четырьмя боевыми патронами в обойме и с наслаждением расстреляет их в него. Потом вернется к мотоциклу. Возможно, встретит тех женщин и уж, верно, не пощадит их. На вооружении пистолет и винтовка, терять нечего…

У самой поскотины Сизиков снова остановился: ноги не шли в деревню, где он убил и ранил несколько человек, и в первый раз за время пути не услышал знакомого окрика. Он медленно повернул назад голову и увидел мутные, помертвевшие глаза лейтенанта. Они исподлобья смотрели прямо на Сизикова, но наверняка ничего не видели. Карпенко стоял, плотно сжав бескровные губы, широко расставив ноги. Пистолет в руке опущен. Сизиков осторожно, чтобы не вспугнуть долгожданный момент, повернулся всем туловищем и сделал к участковому кошачий мягкий шаг. Но тут же левая рука Карпенко дрогнула, и пистолет медленно пополз вверх.

— На-зад… Ши-ре шаг… — по слогам произнес Виктор.

Они сделали еще с десяток шагов, потом Сизиков снова остановился, но не затем, чтобы оглянуться на конвоира, а просто идти дальше не имело смысла.

Сначала Виктор сквозь кошмарный свист уловил шум мотора, потом различил милицейскую форму на подбегающих к ним людях.

— Осторожно… на боевом взводе… — протягивая пистолет, успел сказать он, прежде чем потерял сознание.

ПОГОНЯ

Дежурство выпало на воскресенье. Факт сам по себе не очень воодушевляющий, к тому же, как нарочно, чтобы подразнить, выдался ослепительно солнечный денек. За окном, скрытые буйной зеленью тополей, перекрывая шум улицы, оглушительно колготели воробьи, из соседнего двора временами доносился безудержный ребячий смех, методически раздавались глухие шлепки по волейбольному мячу, девичий голос по радио выводил: «Проходит только время золотое, чего же мой желанный не идет…»

Да, летечко, пора долгожданная, благословенная! И кому, нормальному, в голову придет сидеть в воскресенье при такой погоде в четырех капитальных стенах и перелопачивать бумаги.

Но график есть график, хоть и скользящий. Вот они, нормальные молодые парни, и сидят, прислушиваясь к пестрому разноголосью улицы, изредка поглядывая на часы. Лейтенант Валерий Кудинов, на сегодня назначенный ответственным дежурным по ГАИ, заполняет карточки дорожно-транспортного происшествия, рядовой Юра Ананьев делает выписки из журнала регистрации нарушений правил уличного движения и время от времени отвечает на телефонные звонки. Кудинов по должности автоинспектор, Ананьев — штатный дежурный по отделению ГАИ.

Несмотря на разницу в званиях, немногословные их биографии удивительно схожи. Оба родились в один год — сорок восьмой, в одном городе — Ленинске-Кузнецком, в рабочих семьях: у Юрия отец шахтер-проходчик, у Валерия — шофер. Оба почти одновременно вступили в комсомол, тот и другой несли службу на восточной границе недалеко друг от друга, обоим по возвращении из армии военкомат помог найти теперешнюю работу, которую повелось называть беспокойной.