Кошутов болезненно поморщился, вспоминая, каким беспомощным он себя чувствовал в этом разговоре. Да и был ли разговор? Обычный очередной разнос. Что ж, лежачего только и бить…
Подполковник Юренко, его непосредственный шеф в областном управлении, сначала тихим и уставшим голосом, в котором, чувствовалось, таилась тысяча чертей, чуть ли не ласково осведомился, когда товарищ майор сможет навести порядок в своей Киселевке и, в частности, доложить о раскрытии грабежей на территории Калзагая.
Не дослушав пустившегося было в объяснения Кошутова, Юренко, разом выпуская на волю притаившихся чертей, завернул во весь свой немалый бас хитро и намертво сколоченную фразу, что свидетельствовало о переходе его на привычную манеру беседы с подчиненными, и посоветовал не крутить ему мозги, а принять все меры к раскрытию преступлений.
«Спасибо за ценный совет, — ответно накаляясь, подумал Кошутов. — Только какие, позвольте спросить, товарищ подполковник, еще меры принимать? Исчерпали мы их все, до донышка. Оперативники, участковые, рядовые милиционеры — все в действии, все крутятся вокруг кодлы, которая грабит, а толку никакого. Правильно, сноровки, опыта не хватает. Какой уж там опыт, когда в отделе почти одни новички, вчерашние фронтовики. А фронт в милиции иной, чем на войне — на ура жулика не возьмешь. И опыта сыскного на базаре не купишь…»
Может, и дальше мысленно продолжал бы Кошутов в таком духе разговор с Юренко, вполуха слушая его громкий монолог, но тот вдруг, обрезав на высокой ноте, бросил трубку.
Из разговора майор понял, что никто за них работать не будет, что пора им со всей ответственностью относиться к служебным обязанностям и что, если в ближайшее время положение дел не поправится, то им всем не поздоровится.
На этом и закончил разговор Юренко, предоставив майору широкую возможность самому догадываться о последствиях и рисовать мрачные картины неминуемой кары…
Пятиминутка получилась чуть ли не часовой и, когда все разошлись, Кошутов устало откинулся на спинку стула. Но тут же скрипнула дверь, и в ее проеме появилась крепко сколоченная фигура Коваленко.
— Разрешите, Константин Иванович?
— Входи, входи, Василий!
Вошедший, осмотревшись, вдруг дугой выкатил грудь, сделал от порога несколько шагов, лихо выбрасывая кривоватые ноги в растоптанных сапогах, и отчеканил:
— Товарищ командующий! Оперативный уполномоченный уголовного розыска четверть-генерал милиции Васька Коваленко прибыл по вашему вызову. Чем могу служить?
— Да хватит тебе, Василий, не до шуток. — Кошутов юрко вынырнул из-за стола, протянул щуплую руку навстречу широкой ладони Коваленко.
Службу в милиции оба они начали в одинаковых чинах, участковыми, но Кошутов, имеющий незаконченное среднее образование, быстро пошел в гору, уверенно продвигаясь по служебным ступенькам, а Коваленко со своими пятью классами пахал да пахал простым «опером» в угрозыске.
К началу войны он был в городе признанным мастером сыска. Поэтому и на фронт не взяли. А Кошутова подвела частая спутница нервной и неупорядоченной милицейской жизни — язва желудка. Оба остро переживали свое положение тыловиков и до последних дней войны изводили начальство рапортами с просьбой послать на фронт.
Разница в служебном положении нисколько не повлияла на их дружеские отношения, хотя на людях и Коваленко и Кошутов строго следовали субординации.
— Вот что, товарищ генерал сыска, — серьезным тоном сказал Кошутов. — Сейчас придется тебе выехать на кражу…
— А я ведь, Костя, отдыхной, как говорит моя Галка. Еще трех дней не прошло, как отпускник, — торопливо ввернул Коваленко, отлично понимая, что эти его слова не возымеют на Кошутова ни малейшего действия.
— Бывший отпускник, бывший. И не еще, а уже. Уже три дня прошло, как ты маешься без работы, осунулся даже, бедняга. Будто я не знаю, как ты к дежурному бегаешь узнавать обстановку. Так что исключительно ради твоего душевного спокойствия отзываю тебя из отпуска.
— Пожалел волк кобылу… Знаю, после ОВ такой добрый.
— Ишь, как быстро проинформировался. Да, именно после очередной взбучки я такой и недобрый, Вася. Но эти калзагайские грабежи…
— Раз надо, чего тут. Я это так, для пущей важности. Только вот хлебные карточки надо отоварить. Домашних некого послать. Знаешь ведь, настоящий лазарет у меня. Потому и в отпуск Максимов отпустил.
— Ладно, выкраивай время. Но кража не терпит, вчера заявили. Ну, с кражей проще. Рудковского работа, раскрутим. А вот насчет грабежей дело швах. С пистолетами ходят. У тебя, кажется, что-то уже наклевывалось?
— Цеплялось малость. Думаю, что и Рудковский с ними контачит. Я, как идти в отпуск, Огурееву все передал.
— Знаю. Да только твой Огуреев вчера в Абакан поехал, сигнал есть: Танцор там объявился. Привезет — пару старых краж обязательно спишем. Ну, а тебе здесь придется со свежими разбираться.