Идущий по звездам

— Поживем-увидим, — бросила она мягко. — Поживем-увидим.

— Что он из себя представляет? — спросила Розмэри.

Поставив телефон на колени, Лэйкен откинула голову на спинку кресла и после минутного раздумья ответила:

— Помнишь миссис Уоткинс?

— Ту учительницу из воскресной школы? С лиловыми волосами и носом величиной с маленькую собачонку? Помню — помню. Раз в месяц она приглашала нас к себе на чаепитие. Чай отдавал лимонным концентратом и корицей и к нему подавались черствые пирожки. Мерзкая была старушенция.

— Помнишь, какие нотации она читала нам, если мы случайно трогали что-то у нее в доме?

Марк Рид был еще более щепетилен, чем миссис Уот. Он милостиво снисходит до разговора. Но выглядел он получше, чем миссис Уоткинс. Можно сказать, он довольно сексуален. Мало того…

— Лэйк!

— Прости, пожалуйста. — Она вздохнула. — Хуже всего то, что он упрям, как баран.

— Я говорила тебе, что он не станет этого делать, — протянула Розмэри равнодушным, ленивым голосом человека, не желающего забивать себе голову всякой заумью. — И его трудно за это винить. Идея была совершенно безумная. Ты не только потеряла время и поставила под угрозу свою работу, но и истратила все свои сбережения.

Собственно говоря, деньги не были ее сбережениями — это была страховка, которую Лэйкен получила после смерти родителей.

— Эти деньги предназначались для Ч. Д., — сообщила она Розмэри. — Для платы за обучение в колледже. Но это еще когда будет. И вообще неизвестно — будет ли. Ты меня понимаешь? Ведь мертвым мальчикам колледжи ни к чему.

— О, Боже, ты совсем спятила. Он не собирается умирать. Все врачи, включая мистера Джеркинса, твердят тебе, что все это исключительно фантазии Ч. Д. Твой мальчик шизоид.

Лэйкен улыбнулась, представив себе женщину, которая была ее лучшей подругой с первого класса. Сейчас она, скорее всего, развалилась на кушетке, водрузив ноги на кофейный столик, а под боком поставила тарелку с картофельными чипсами. Светлые волосы без сомнения взъерошены, очки сдвинуты на кончик носа. Очки Розмэри меняла в зависимости от настроения. То это были искусственные бриллианты Элтона Джона, то армированное стекло Бенджамена Франклина. Но чаще всего она носила круглые и слегка окрашенные стекла, в них она походила на огромного клопа, который кусается из чистого удовольствия. Розмэри была довольно стройная и легко могла бы сделаться фотомоделью. Но она этого не желала. Пять лет она успешно занималась организацией домашних обедов и скромных свадеб у себя на дому.

Однако в последнее время она стала устраивать эти мероприятия дома у Лэйкен и могла заботиться о Ч. Д., пока Лэйкен следовала по своему извилистому пути. Розмэри Лаваль была из тех незаменимых подруг, которые выручают в беде.

— Ты говоришь, что он не в своем уме, только когда побеждает тебя в споре, — сказала Лэйкен.

— А это случается не так часто, как ему кажется. Ты должна его видеть, Лэйк. Он сидит там, у себя в комнате, скрестив руки на груди, бормочет что-то низким, таинственным голосом и спокойно готовится к смерти. Мало того — заставил меня записать указания по поводу его похорон.

Лэйкен издала звук, в равной мере походивший на смех и сдерживаемые рыдания.

— И как же он хочет, чтобы его похоронили?

— Окончательно он еще не решил. Пока он только рассматривает разные варианты. Сначала он хотел, чтобы его тело, на индейский манер, было выставлено на деревянных опорах, так чтобы стервятники могли клевать его. Но потом он стал сомневаться, не будет ли это кощунством — ведь он никакой не индеец. — Розмэри помолчала и Лэйкен услышала хруст картофельных чипсов. — Но, конечно, если ты ему веришь, то в нем есть что-то индейское — я имею в виду того маленького команчского беса.

— Как он сегодня?

— Кажется, ничего, но ты ведь его знаешь. Каждый раз, когда я спрашиваю, как он себя чувствует, он дает мне обстоятельный ответ, в котором не было бы ничего плохого, если бы он потрудился использовать известные мне слова. Мне всегда кажется, что за его словами таится скрытая обида.

— Я хочу поговорить с ним.

Она слышала, как Розмэри крикнула Ч. Д., чтобы он взял трубку у себя в комнате, и через секунду раздался его голос:

— Привет. Как там в Чикаго?

— Ветер, — ответила она со смешком. — А как в Аллене?

— После твоего отъезда ветер утих. Она притворилась обиженной:

— Я ничего особенного не сказала. Хотя кто знает? Но я много размышляла о жизни, а поскольку большинство людей были этого лишены, я считаю своим долгом открыть им то, что узнала.

— Поэтому-то те, кто больше всего в тебе нуждаются, прячутся за дверью, видя, что ты идешь?

Она усмехнулась. Сухость в его голосе напомнила ей о человеке, с которым она встретилась в этот день. Неудивительно, что язвительность Марка Рида не обидела ее — она привыкла к этому.

— Как ты себя чувствуешь, маленький заносчивый поросенок?

— Половое созревание продолжается. Сегодня утром я обнаружил два волоска у себя на груди. И не верь Роз, которая говорит, что это от пижамы — моя пижама зеленая.