Идущий вопреки

Он опомнился, что отговаривает меня и быстрым движением спрятал монету за пазуху. Вдруг кто отнимет. Но любопытство явно было его слабостью — он продолжил меня донимать:

— А если она не даст?

— Даст, — искренне усмехнулся я.

— Не, ты вроде нормальный мужик… Наверное… Был… — он скептически оглядел все мои увечья. — Хотя мне то что. Договорились. Как придет — я сразу же пы-х-х!

На последних словах он поднял руки, показывая, как он «пы-х-х», когда придет сестра Ганры Эйлин.

На этом мы и договорились. Курц был вне себя от счастья. Он то и дело совал руку за пазуху, проверяя не пропала ли его прелесть, и не было ли всё это плодом его больного воображения.

Я же сейчас во всю пользовался своим большим преимуществом перед остальными — слухом. Изредка мне удавалось расслышать голос Эйлин, но она все еще ходила где-то далеко — скорее всего, в другом крыле. Я уже начал было строить планы, как к нам зашли две сестры. Эйлин и Лина. Первую я ждал, а вот вторая была лишней. Курц глянул на меня и оскалился. Ему явно было интересно, что будет дальше.

Я посмотрел ему в глаза и слегка покачал головой. Еще рано.

— Сагард Скроц, — посмотрела на меня Лина, — вы сегодня последний день. Мы сделали что смогли. Рана кровоточит меньше. Завтра с утра мы вас отпустим.

Она немного подумала и добавила.

— Мне доложили, что Вы ничего не ели.

Я ухмыльнулся про себя. Конечно доложили. Я постарался, чтобы вы об этом узнали как можно раньше. Не хватало еще, чтобы за мной пришли ночью, когда я свободно разгуливаю в тенях богадельни. У меня возникли подозрения еще с того момента, когда потрошительница заглядывала к нам в первую же ночь.

— У меня… обет голодания, — соврал я и сказал первое попавшее, что пришло в голову.

— Не слышала, что в это время постятся какому-то божеству.

— И не услышите. Альвы не кичатся своей религией и не строят храмы за деньги простого люда.

Ее глаза сузились.

— Вы не альв.

— И не человек, — безразлично пожал я плечами.

— Целебные отвары тоже под запретом вашей религией? Вам нужно…

— Ну разумеется, — перебил я её, — Вы же знаете, что я еще и ничего не пил.

— Я… Я этого не говорила.

— Но я знаю, что вы об этом знаете, — не удержался я от издевки.

Она вытаращила на меня глаза и слегка приоткрыла рот, не зная, что ответить. Эйлин замерла.

— В-вы на что-то намекаете? — ее голос слега дрогнул.

— А есть на что? — ответил я вопросом на вопрос.

Я знал, что должен остановиться, но негодяй внутри меня наслаждался этой беседой. Ее цвет лица переменился, но она кашлянула и посмотрела на Курца.

— У вас дела обстоят не так хорошо, — сказала сестра Лина напряженным голосом, подошла к Курцу и начала трогать ему живот.

«Наверное, нащупывает качество печени», — предположил я про себя. Эйлин делала мне перевязку. Взгляд ее снова стал пустым и уставшим. Я мельком заглянул на нее. Она очень старалась скрыть красные полосы на своих нога, но внимательный взгляд все равно смог бы их разглядеть.

Я внимательно смотрел на нее и ждал, когда ее утомленные глаза встретятся с моим. Она устала, ей тяжело и больно. Отчаявшийся разум всегда слаб и беззащитен.

— Я люблю тебя, — прошептал я ласково ей на ухо.

А теперь этот разум пронзят насквозь мои слова. Чем они неожиданней, тем лучше. Податливый, ранимый и одновременно несчастный разум огорошен и готов к тому, чтобы им воспользовались.

Эйлин вздрогнула. Я предполагал, что ей давно не говорили таких слов. Её красивое тело многие хотели, но мало кто любил ее разум. «Я люблю тебя». Слова эти были пропитаны Эхом моих самых искренних чувств. Теплые чувства, рожденные холодным расчетом моего подсознания, вторгнутся в её мысли, оставляя неизлечимые раны. Такова цена Эха. Такова цена Магии.

* * *

Эйлин было очень плохо. Она стала послушницей Ганры чтобы помогать людям. Ведь именно этого так не хватало злому миру. Эйлин наивно полагала, что достаточно лишь посеять зернышко доброты и оно зародится во всех.

А потом ее отправили сюда. Заставляли травить пациентов сонным зельем и не задавать лишних вопросов, когда те просто пропадают после этого. Ее выбрали не просто так. Всех здесь выбрали не просто так. У каждого здесь есть семья — мужья, братья, отцы и матери. Богадельня кормила, лечила и содержала всех своих подопечных и их семья. И сурово наказывала тех, кто ослушался или пренебрёг ее сводами — правилами зла.

— Я люблю тебя, — шепотом сказал он так, чтобы не услышала Лина.

По всему телу Эйлин прошла дрожь, отдаваясь приятным отголоском в самых нежных местах. Это была дрожь не привычного отвращения на такие признания, а от неожиданности и теплоты. Ей и раньше говорили, что любят ее. Но кто? Лицемеры и лжецы. К этим словам у нее давно неприязнь, но почему же тогда сейчас?..

Она посмотрела на Сагарда. У него был лишь один глаз, в который можно заглянуть. И этот глаз выражал… любовь? Не похоть, не злость, не издевательство — именно любовь.