В это время материальное положение реформатора улучшилось. Он получил значительное наследство от отца, умершего в 1792 году, наследство, доставившее ему 6000 рублей годового дохода. Бентам воспользовался своим капиталом, закупил землю и приступил к постройке образцовой тюрьмы в Лондоне, примерно на тысячу человек. Бентам так горячо принялся за дело, так был уверен в его успехе, что успел убедить в этом и Питта, и тот оказывал ему всяческое содействие. Парламент утвердил контракт, и дело закипело. Но нашему философу, не принявшему в расчет неуловимых подвохов административной рутины, пришлось круто. На каждом шагу ему ставили препоны. Промучившись много лет с этой постройкой, он должен был опустить руки ввиду непреоборимой коалиции его чиновных противников. Парламентская комиссия, учрежденная в 1811 году, не приняла его постройки, на которую он истратил все свое состояние, так что по временам философ сидел без гроша денег и должен был перебраться на квартиру к брату, находившемуся тогда в Англии. Наконец правительство уплатило ему 230000 рублей в возмещение сумм, израсходованных им из своих личных средств. Эта неудача с «Паноптиконом», его любимым детищем, сильно поразила его. Он долгое время не мог видеть дела, касающегося постройки. «Это для меня все равно, – говорил Бентам, – что отворить ящик, в котором скрыты бесенята. Мой брат дал мне первую мысль о постройке этой тюрьмы, которую он заимствовал у русских крестьянских изб. В этом здании надзор был бы такой простой, удобный, непрерывный. Какая жалость!»
Причину постигшей его неудачи Бентам целиком приписывал королю Георгу III. Что Георг недолюбливал такого смелого новатора, как Бентам, – это вполне естественно. Но причина, вызвавшая острый припадок ненависти короля, была довольно оригинальной. Она заключалась в газетной полемике. Георг III написал статью в «Лейденской Газете», где он советовал датскому королю отказаться от союза с Россией. По этому поводу Бентам, под псевдонимом «Анти-Макиавелли», поместил в «Public Advertiser» целый ряд ядовитых статей, опровергавших нелепые требования анонимного автора. Выведенный из себя памфлетами, король не стерпел и под псевдонимом «Partisan» стал защищать политику своего кабинета. Бентам ответил такой громовой статьею, которая отбила охоту у царственного противника продолжать полемику. Кабинет внял разумным советам «Анти-Макиавелли» и отшатнулся от королевских проектов. Узнав, кто именно скрывался под псевдонимом «Анти-Макиавелли», король был вне себя. Он отомстил своему оппоненту совсем не по-рыцарски. Незадолго до своей смерти Бентам обнародовал брошюру, озаглавленную «Борьба между Иеремиею Бентамом и Георгом III, написанная одним из борцов».
– Вы не можете себе представить, – рассказывал Бентам, – как он меня ненавидел. Последствием его мести были потерянные миллионы. Он уничтожил контракт, заключенный адмиралтейством с моим братом. Он повлиял, чтобы парламент не исполнил обещания, удовлетворения которого я ждал гораздо дольше, нежели продолжалась троянская война. Не будь его, все бедняки страны и арестанты были бы в моих руках, а уголовный кодекс, составленный мною, был бы давно утвержден.
Замечательно, что, будучи оксфордским студентом, юный Бентам написал латинскую оду по поводу восшествия на престол Георга III. Ода удостоилась большой похвалы со стороны строгого критика, доктора Джонсона, но сам автор иначе отозвался о ней.
Составленный Бентамом в 1797 году проект улучшения положения бедняков и озаглавленный «Situation and Relief of the Poor» послужил основанием для целого ряда мероприятий, санкционированных известным законом 1834 года. Проект был так основательно разработан, что законодателю осталось только воспользоваться практическими указаниями идеалиста-филантропа, позаботившегося даже о том, какие кровати должны быть раздаваемы бедному люду. Обратив внимание правительства на насущную потребность народного образования, Бентам первым подал мысль об устройстве сберегательных касс, получивших впоследствии такое широкое распространение во всем цивилизованном мире. Он тогда близко сошелся с Робертом Оуэном. Совместно они ратовали за отмену в семейном быту и в учебных заведениях телесных наказаний, считавшихся в те времена лучшим средством нравственного исправления детей школьного возраста.