Иерусалим

Султан не произнёс ни слова. Он всё так же не смотрел на рыцаря, который растянулся на диванчике с таким видом, словно был хозяином этого дворца, властелином мира.

   — Султан, — сказал тамплиер, — если ты не согласишься на перемирие, я вернусь в Иерусалим за тремя сотнями моих братьев. Мы придём и возьмём этот город, и некому будет помешать нам.

   — Ты блефуешь, — отрывисто сказал Салах ад-Дин и наконец повернулся, вперив взгляд в тамплиера. — Я уничтожил ваше братство на реке Литани. Из тех, кто уцелел, никак не наберётся трёх сотен.

Рыцарь презрительно ухмыльнулся:

   — Мы как зубы дракона, султан. Мы вновь прорастаем.

Мгновение Салах ад-Дин изучающе глядел на него, на немигающие чёрные глаза, на рот, обрамленный густой бородой, — чувственный рот, которому не следовало бы быть таким устойчивым к соблазну. Султан понимал, что теперь он получит от перемирия мало выгоды, разве что некоторую свободу для манёвра. Каким облегчением будет наконец покинуть Дамаск, отправиться в горы и там переждать летнюю жару, убежать от поветрия. Ему нужно перемирие. Ему нужны и деньги, но их он добудет где-нибудь в другом месте. Ему нужно освободить племянника из Маргата, но это может и подождать. Он кивнул Триполи:

   — Хорошо, я согласен. Перемирие на три года.

   — Превосходно, — ответил Триполи. — Я пошлю за писцом. — Он глянул на тамплиера: — Ты удовлетворён?

Рыцарь поднялся и, взяв кубок из рук рыжебородого, одним глотком осушил его.

   — Я буду соблюдать это перемирие, — сказал он и, отставив кубок, вышел из комнаты. Второй рыцарь следовал за ним по пятам.

Триполи вновь уселся в своё кресло, сцепил пальцы, глаза его поблескивали весельем.

   — Знаешь, милорд, у нас есть поговорка о младенце и черте, которого так сильно напоминает этот тамплиер. Тебе следовало быть с нами честным с самого начала. — С видом священника, читающего проповедь, он наставительно покачал пальцем. — Вот видишь, иногда опасно быть чересчур изощрённым.

   — Ба! — пожал плечами султан. — Все вы, франки, прокляты. Позови слуг, пускай закроют окна.

— Кровь Господня, меня отравили! — простонал Медведь. Глаза его были налиты кровью. Конь под ним шарахался, и он мотался в седле, словно вот-вот упадёт.

Стефан собрал поводья и вскочил в седло. Теперь уже все знали, что в Дамаске оспа; сейчас во внутреннем дворе собралась добрая половина населения дворца, готовясь бежать из заражённого города. Тамплиеры держались у стены, чтобы не смешиваться с другими; впрочем, сарацины и так избегали их. Из ворот конюшни вышел Фелкс, ведя в поводу двоих коней — своего и вьючного. Вслед за ним выехал Раннульф, который вёл второго вьючного коня.

Посреди двора пропели трубы. Триполи и султан обменивались церемониальными речами. Рассыпались рукоплескания. Фелкс пристроил к седлу стремена и проверил подпругу.

   — Перемирие, недомирие, — пробормотал он. — Стоило тащиться на край света из-за нескольких слов.

   — А я так не против, — отозвался Стефан.

Али был там, в толпе, окружавшей султана. Стефан отвёл глаза. Он будет рад уехать отсюда, подальше от греха. С другой стороны, он чувствовал себя как бог. Раннульф вскочил в седло и, развернув коня, рявкнул на них:

   — Стройся! Шевелись, Фелкс, не то пойдёшь пешком до самого Иерусалима!

   — По твоему чёрному сердцу, — проворчал вполголоса Фелкс.

Если Раннульф и слышал это, то пропустил мимо ушей. Норманн проехался шагом вдоль ряда тамплиеров. Его резкий пронзительный голос не услышать было невозможно:

   — А теперь слушайте меня! Поскольку все вы так чудесно провели здесь время, вам надлежит отбыть епитимью, и вот она какова: я выпросил немного зерна для коней, но еды для нас не добыл, так что мы будем поститься до самой Тивериады.

Медведь со свистом втянул воздух сквозь зубы.

   — Я и так не смог бы проглотить ни кусочка. — Он схватился за голову.

   — У нас опять будет эскорт? — спросил Фелкс.

   — На этот раз нам позволили ехать в авангарде, — ответил Раннульф. — Если отыщется сарацин, который сумеет держаться с нами вровень — хотел бы я его увидеть.

Толпа, окружавшая султана и Триполи, разразилась здравицами: султан преподнёс в дар графу великолепного гнедого коня в дорогой сбруе. Из рядов султанской гвардии выехал всадник и по мощёным плитам двора поскакал прямо к тамплиерам. Стефан узнал его и выпрямился, гадая, что он скажет, — но Али подъехал к Раннульфу.

   — Аль-Вали! — Голос его звучал хрипло и резко. — Мой дядя, пресветлейший султан, во имя Аллаха, велит передать тебе, что не станет оскорблять тебя, предлагая дары.

Раннульф слегка развернул коня, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

   — Я уже получил от султана достаточно даров.

Али повысил голос так, чтобы его слышали все:

   — Однако он окажет тебе честь, ради собственной чести и во имя Аллаха, и дарует тебе не сокровища, не красивую женщину, но обещание. Дважды уже вы встречались, говорит султан. Дважды ты выходил победителем, однако придёт время, когда он насадит твою голову на кол!

Не глянув на Стефана, Али рывком развернул кобылу и ускакал.

   — Я бы предпочёл сокровища либо красотку, — пробормотал Медведь.