Иерусалим

Патриарх Иерусалимский был из числа прихлебал её матери. Звали его Гераклий, но заглазно весь двор именовал его Монтаржан, то есть «Гора Серебра», потому что всё, чего он ни касался, обращалось в деньги. Он был безупречно сложен, благоухал чистотой и благовониями, в безукоризненном богатом наряде, с расчёсанной и подстриженной бородой. И всегда улыбался.

   — Увы, дитя моё, — сказал он, — король не позволяет даже упоминать твоё имя.

Сибилла видела, какое удовольствие доставляет ему говорить это. Она прямо и твёрдо взглянула на патриарха.

   — Я надеюсь, ты так легко не отступился?

   — Моя дорогая, я был весьма настойчив.

   — Благодарю, святой отец, — сказала Сибилла и отвернулась, но от патриарха не так-то легко было отделаться; он высказал ей ещё не все дурные новости.

   — Король твёрд и непреклонен. Я слыхал и из других уст, как резко он обрывает любого, кто осмелится заговорить в твою пользу. Боюсь, принцесса, тебе больше нет места в его милости.

   — Он здоров? — спросила Сибилла.

   — Здоров? — Монтаржан недоверчиво хмыкнул. — Он почти ослеп и устраивает аудиенции только от Примы до Терции[23], а потом вынужден сразу отправляться в постель. Тем более удивительна его непримиримость к тебе, которая могла бы скрасить ему последние дни. Увы, мир сей — юдоль слёз.

Эти слова больно ужалили Сибиллу. Презрение в голосе патриарха уязвило её куда хуже, чем привезённые им дурные новости.

— Однако же он правит, — сказала она. — Он вершит свою волю. Он заключил перемирие с султаном. Благодарю, святой отец. Я не забуду этой услуги.

Она начала спускаться с террасы. За её спиной патриарх удалился, окружённый сонмом своих прихлебателей.

Сибилла стиснула руки. Она отчаянно тосковала по Бодуэну. В Аскалон она приехала вскоре после ссоры с ним. Добрая половина двора переехала сюда на лето: мать Сибиллы и её маленький сын со всеми своими придворными и домочадцами, а также дворяне из числа всех знатнейших семейств Святой Земли — Ибелины, Милли, Планси, Куртенэ. Каждый день — новый грандиозный праздник, новая пирушка на пляже; люди одни и те же, только в разных нарядах и украшениях. Пробыв здесь немного, Сибилла послала письмо в Иерусалим, говоря, что готова простить брата, — но он вернул послание невскрытым, с целой печатью.

Она просила многих быть посредниками между ними, но брат никого не стал слушать. Когда патриарх предложил ей свои услуги, она была уже в таком отчаянии, что согласилась, хотя с самого начала знала, что эта миссия обречена. Брат не вспомнит о её существовании, покуда она не покорится его воле. Покуда не исполнит свой долг.

Сибилла знала, что он болен. И страшилась, что он умрёт, что она никогда больше не увидит его.

Широкая, вымощенная плитами терраса с трёх сторон подступала к дворцу, окаймлённая по краю каменной оградой. За оградой простирались сады, изваяния птиц и зверей виднелись среди густо насаженного кустарника, рядами росли кипарисы. С террасы каменные ступени вели к фонтану, огромной раковиной лежавшему в углублении лужайки. К Сибилле подошла Алис, неся охапку цветов, которые она собрала на клумбах вокруг внутреннего двора. Она окинула Сибиллу быстрым изучающим взглядом.

   — У тебя сердитый вид.

   — Всё бесполезно. И он плохой человек, даже для священника.

   — Тебе не стоит связываться с такими людьми, — сказала Алис. — У патриарха ужасная репутация. — Она протянула Сибилле собранные ею букеты. — Правда, чудесный запах? Надо бы, пока мы здесь, сделать немножко духов.

Сибилла зарылась лицом в груду нежных розовых лепестков. Их аромат до отказа заполнил её ноздри. Они отошли в угол террасы; огромный многоярусный внутренний двор был весь заполнен людьми, они стояли небольшими группками, и голоса их сливались в неразличимое жужжание, одежды яркой мозаикой выделялись на сером мраморе. Сибилла остановилась. Ниже, на следующем ярусе, она увидела Монтаржана. Он улыбался, что-то говорил, и Сибилла поняла: он всем расскажет, как ненавидит её брат.

На миг ей захотелось обратиться в бегство. Сейчас все они уставятся на неё. Они будут улыбаться ей в лицо и перешёптываться за её спиной. Алис прошла несколько ступенек и обернулась, озадаченно глянув на принцессу. Сибилла одёрнула юбки. Она напомнила себе об Аскалоне, твёрдо стоящем меж двух стихий. Высоко подняв голову, принцесса спустилась во двор.

Огромный аскалонский дворец называли Дворцом Саломеи — легенды гласили, что именно здесь жила когда-то племянница царя Ирода. Дворец действительно был очень древен и походил на небольшой город — со своими жилищами и кухнями, мастерскими и банями, конюшнями и виноградниками, даже со своим кладбищем. От южной части длинного фасада две лестницы друг напротив друга спускались в широкий и круглый внутренний двор, проходя по пути через три террасы с садами и площадками.

Агнес де Куртенэ обожала устраивать приёмы на этой многоярусной террасе. Она сидела на самой верхней площадке, куда долетал свежий ветерок; отсюда хорошо была видна вся терраса. Внук сидел у её ног, и она кормила его виноградом.

   — Вот возвращается твоя дочь, — сказал Амальрик де Лузиньян.