— Фелкс ван Янк, отвечай, — сказал сенешаль.
Голландец выступил вперёд. Он был лыс, и потому во время собраний ему разрешалось оставаться в шляпе. Жильбер пропустил бороду сквозь искалеченные пальцы, полуприкрыв набрякшие глаза.
— Кто-нибудь из твоих братьев совершал что-нибудь низкое или недостойное Ордена?
— Нет, мой лорд, — сказал Фелкс.
— Что ты можешь сказать о графе Триполи?
— Очень мало, мой лорд. Он держался своих дел, а мы — своих.
— Тогда он мог без вашего ведома заключить тайное соглашение с султаном, — снова вмешался де Ридфор. — Судя по тому, как вы справились со своим поручением, вы с тем же успехом могли бы оставаться в Иерусалиме.
— Если бы нас не было в Дамаске... — начал Фелкс.
— Нет, — резко перебил Жильбер, — отвечай только мне. Милорд маршал, помолчи.
— Ты задаёшь неверные вопросы, — проворчал де Ридфор.
— Может, и так, но задавать их — моя обязанность. — Жильбер кивнул Фелксу: — Так, значит, вы почти не виделись с Триполи? Как он обращался с вами?
Фелкс на мгновение замялся, и Жильбер с ходу уловил этот безмолвный намёк.
— Отвечай немедля! Как Триполи обращался с вами?
— Мой лорд, он прогнал нас с глаз долой.
Собрание взорвалось громкими криками. Жильбер вскинул руки, призывая к тишине.
— Прогнал с глаз долой!
— Он говорил с нами весьма презрительно и сказал, что наше присутствие оскорбляет его.
— И как вы ответили на это презрение и оскорбление?
— Мой лорд, мы держались в стороне и избегали попадаться ему на глаза.
— И это вы называете поддержанием чести Ордена? — проворчал де Ридфор.
— Милорд маршал, — жёстко проговорил Жильбер, — ежели желаешь сам блюсти честь Ордена, подчиняйся Уставу. Фелкс, в Дамаске ты видел султана?
— Несколько раз, мой лорд.
— И как он отнёсся к вам?
— Мой лорд, — сказал Фелкс, — он знает, кто его враги.
Эти слова вызвали всеобщий хохот. Жильбер Эрай сказал:
— В таком случае я полагаю, что вы достойно поддержали честь Ордена. Стефан л'Эль, отвечай.
Мыш, стоявший слева от Раннульфа, на расстоянии вытянутой руки, шагнул вперёд:
— Милорд сенешаль?..
— Кто-нибудь из твоих братьев совершал что-нибудь низкое и недостойное Ордена?
— Нет, мой лорд.
— Что ты думаешь о Триполи?
— Мой лорд, он ненавидит нас. Он не желал ни есть с нами за одним столом, ни ехать бок о бок с нами. Он в ладах с султаном, и тот весьма с ним обходителен и дарит ему щедрые подарки, а нам султан посулил битву до смерти.
— Так хочет Бог, — сказал Жильбер Эрай. — Что тебе известно о заключении перемирия?
— Мой лорд, я был при том, как его заключали... — Мыш повернул голову и твёрдо глянул на де Ридфора, — и договор был именно таков: три года перемирия и никаких условий.
— Раннульф Фицвильям, отвечай.
Раннульф выступил вперёд, привычно заложив руки за спину.
— Да, мой лорд.
— Ты видел Одо де Сент-Амана?
— Да, мой лорд.
— Здоров ли он и хорошо ли его содержат?
— Мой лорд, он болен и в темнице и говорит, что скорее останется там до самой смерти, нежели позволит султану обратить в золото свою жизнь.
Шум голосов прокатился по трапезной. Жильбер пристально смотрел на Раннульфа:
— Что ты скажешь о перемирии?
— Это хорошее перемирие, мой лорд.
— За ним не таится ловушка?
— Нет, мой лорд.
— Султан соблюдёт его?
— Мой лорд, у него нет другого выхода. В его стране поветрие, он не в силах собрать войско, повсюду бунты и мятежи.
— Так вот почему он заключил перемирие!
— Да, мой лорд.
— Почему вы так враждовали с Триполи?
— Мой лорд, у меня с Триполи не было никаких трудностей. Они с султаном лучшие друзья, но, когда мне понадобилась его поддержка, он мгновенно встал на мою сторону.
— Отлично, — сказал Жильбер Эрай. — Вы хорошо послужили Ордену; Господь наградит вас. Возвращайтесь на свои места.
Четверо рыцарей вернулись в шеренгу. Раннульф теперь стоял на левом краю передней шеренги. Обернувшись, он оглядел стоявших рядом рыцарей. Пока он был в Дамаске, дружина пополнилась людьми с двух кораблей, пришедших из Европы. Каждый день прибывали новые рекруты из Франции, Фландрии и Германии, ветераны из гарнизонов Кипра и побережья. Под высоким сводом трапезной, увешанным стягами, верёвками и паутиной, зал, что ещё несколько месяцев назад был почти пуст, теперь снова наполнился людьми. Дыхание спёрлось у него в груди. Сбывалось то, что он обещал Саладину. Вокруг него вздымался Храм — великий, бессмертный. Жильбер призывал рыцарей к мессе; Раннульф склонил голову вместе со всеми и сложил руки, и на сей раз, не в пример прежним, он был в силах молиться.
В склепе водилось множество чёрных крыс — они пробирались через щели в каменных стенах и бегали по потолочным балкам. Как-то раз, вскоре после возвращения из Дамаска, когда заняться больше было нечем, Раннульф привёл в спальню шестерых рыцарей, и, покуда они отодвигали от стен кровати и затыкали тлеющими тряпками щели в стенах, он сидел на табурете посреди зала и отстреливал удирающих крыс из арбалета.
— Такое занятие куда больше пристало бы сержантам, — заметил Стефан. Он снял рубаху: даже летом в Склепе бывало зябко, тяжёлый труд разгорячил его.