Иерусалим. Биография

Каролина въехала в Святой город скромно, на ослике, подобно Иисусу. Но принцесса была весьма полной, так что слугам пришлось поддерживать ее с обеих сторон. Францисканцы сопроводили Каролину в отведенные ей покои в монастыре Спасителя. «Запечатлеть эту сцену кистью было бы невозможно, — вспоминал один из придворных. — Мужчины, женщины и дети, евреи и арабы, армяне, греки, католики и иноверцы — все встречали нас. „Ben venute!“ — кричали они!» Озаренные светом факелов, «руки многих из них тянулись к царственной паломнице» с криками: «Это она!» Впечатление было неизгладимо: Каролина носила «парик (завитой по бокам до самого верха шляпки), накладные брови и вставные зубы», да вдобавок красное платье с большими разрезами спереди и сзади, слишком короткое и едва скрывавшее «огромную выпуклость живота». Придворный нехотя признавал, что этот живот выглядел хотя и «торжественно, но забавно».

Гордясь тем, что она первая христианская принцесса, прибывшая в Иерусалим за последние шесть веков, Каролина искренне желала произвести «впечатление, сообразное ее высокому статусу». И даже учредила орден Св. Каролины и свое знамя — красный крест на лилово-серебряном фоне. Первым (и последним) «великим магистром» ордена стал ее любовник Пергами. По возвращении в Англию Каролина заказала картину, призванную увековечить ее паломничество, — «Въезд королевы Каролины в Иерусалим».

Будущая королева Англии одарила францисканцев щедрыми пожертвованиями и 17 июля 1815 года (через три недели после разгрома Наполеона при Ватерлоо) «покинула Иерусалим под всеобщие изъявления благодарностей и сожаление людей всех сословий и рангов»; едва ли стоит этому удивляться, учитывая бедственное положение, в котором находились город и его жители.

Когда в 1819 году Дамаск утроил налоги, город снова взбунтовался. На этот раз Иерусалим атаковал Абдалла-паша[206], очередной палестинский тиран, внук Мясника. Когда город был захвачен, градоначальник собственноручно удушил 28 повстанцев; остальных обезглавили на следующий день и тела выставили напоказ перед Яффскими воротами. В 1824 году грабежи османского паши Мустафы Злодея подвигли взбунтоваться крестьян. На несколько месяцев Иерусалим обрел независимость, конец которой положил Абдалла, обстрелявший город с Масличной горы. К концу 1820-х годов Иерусалим был «павшим, опустошенным и смиренным». Именно таким он показался отважной английской путешественнице Джудит Монтефиоре, посетившей его вместе с богатым мужем Мозесом. «Ни одной реликвии, — писала она в дневнике, — не осталось от города, бывшего радостью всей земли».

Чета Монтефиоре первой из нового племени богатых, влиятельных и горделивых евреев Европы решилась помочь своим прозябавшим в Иерусалиме сородичам. Супругов ждал пышный прием правителя города, но остановились они в доме некоего марокканца — бывшего работорговца. Свою благотворительную деятельность они начали с восстановления гробницы Рахили близ Вифлеема — третьей по степени важности (после Храма и пещеры праотцев в Хевроне) святыни иудаизма и столь же священного объекта для мусульман. Чета Монтефиоре была бездетной, а молва приписывала гробнице Рахили чудодейственную силу помогать женщинам в зачатии. Иерусалимские евреи встречали Джудит и Мозеса «почти как мессий». Но при этом просили супругов не расточать свои деньги, объясняя, что турки все равно отнимут все у евреев, повысив налоги, как только благотворители уедут.

Мозес Монтефиоре, сын евреев-эмигрантов из Италии, стал в Англии преуспевающим биржевым маклером и крупным финансистом и через брак породнился с Натаном Ротшильдом. Но он не был религиозным человеком. Поездка в Иерусалим изменила всю его жизнь. Молясь всю ночь накануне отъезда, он уехал из Святого города возрожденным иудеем. Для него Иерусалим стал «городом наших праотцев, великим и вожделенным на протяжении многих лет объектом наших помыслов и целью наших странствий». Мозес считал, что совершить паломничество в Иерусалим — долг каждого еврея: «Я смиренно молю Бога моих праотцев сделать меня более справедливым, более благочестивым и более достойным иудеем»[207]. Впоследствии он много раз возвращался в Святой город, умудряясь сочетать жизнь английского джентльмена с жизнью ортодоксального еврея.

Не успели Монтефиоре покинуть Иерусалим, как в город въехал типаж совершенно другого типа — байронический позер. Как и Мозес, он был сефард, рожденный в Италии, но живший в Англии. Тогда они еще ничего не слышали друг о друге. Но обоим предстояло способствовать усилению британского влияния на Ближнем Востоке.

Дизраэли: святость и романтика