Новым властителем Иерусалима стал албанский солдат Мухаммед Али-паша, основавший династию, которая будет править Египтом еще столетие спустя, когда уже возникнет государство Израиль. Ныне забытый, Мухаммед Али 15 лет играл партию первой скрипки в ближневосточной дипломатии и завоевал почти всю территорию Османской империи. Сын торговца табаком, он родился в северной Греции — в том же году, что и Наполеон. Современники и в самом деле считали его восточным Бонапартом: «По характеру эти вожди, одинаково выдающиеся по своему военному гению, были столь же похожи в ненасытном тщеславии и неуемной энергии». Седобородый албанец, которому стукнуло уже 60, одевался очень скромно: белый тюрбан, желтые туфли и сине-зеленый кафтан — и почти не выпускал изо рта двухметровый чубук, сделанный из золота и серебра и усеянный бриллиантами. Его «татарское лицо с высокими скулами» и «странный дикий огонь в темно-серых глазах, ярко сверкавших умом и ученостью» производили на всех собеседников сильное впечатление. А его власть зиждилась на кривом ятагане, с которым он никогда не расставался. Мухаммед Али прибыл в Египет, чтобы командовать своими албанскими войсками в борьбе османов против Наполеона. После изгнания французов он решил воспользоваться вакуумом власти в Египте и вызвал к себе своего способного сына (по некоторым версиям, племянника или приемного сына) Ибрагима. Тот пригласил смешанную мамлюкско-османскую элиту Египта на пышный военный смотр, на котором безжалостно всех перебил. После этого албанцы двинулись на Каир, грабя, убивая и насилуя на своем пути, но тут султан, чтобы прекратить эти бесчинства, назначил Мухаммеда Али египетским вали (наместником). Новый правитель спал по четыре часа и, по собственному признанию, лишь в 45 лет научился читать. Зато каждый вечер его любимая наложница читала ему Монтескье или Макиавелли, а сам жестокий реформатор начал создавать европейскую армию численностью в 90 тыс. человек и флот.
Поначалу османский султан Махмуд II охотно эксплуатировал новую силу. Оказавшись в затруднительном положении, когда Мекку захватили ваххабиты — «пуритане ислама» во главе с семейством Саудитов[209]
, он обратился за помощью именно к Мухаммеду Али-паше. Албанец должным образом справился с задачей: отвоевав Мекку, он отослал в Стамбул голову Абдаллы аль-Сауда. Али-паша отправил свои войска на помощь султану и в 1824 году, когда против османов восстали греки. Албанцы сурово подавили греческое восстание, но это так встревожило европейские державы, что в 1827-м британцы, французы и русские совместными усилиями разгромили флот Али-паши в сражении при Наварине и поддержали провозглашение греческой независимости. Но это ненадолго остановило албанца: подстрекаемый уже известным нам путешественником, а теперь министром иностранных дел Франции виконтом де Шатобрианом, он жаждал создать собственную империю.В конце 1831 года Мухаммед Али завоевал земли современного Израиля, Сирии и большую часть Турции, разгромив все войска, которые бросал против него султан. Скоро его армия оказалась в опасной близости от Стамбула. В конечном итоге султан признал Али-пашу правителем Египта, Аравии и Крита, а Ибрагима-пашу — губернатором Великой Сирии. Вся эта огромная территория отныне принадлежала албанцам. «Я завоевал эту страну мечом, — заявлял Мухаммед Али, — и мечом удержу ее в повиновении». Но истинным его мечом был его полководец — Ибрагим-паша, еще в детстве получивший командование над своей первой армией и тогда же выигравший первые сражения. Именно Ибрагим разгромил Саудитов, опустошил Грецию, завоевал Иерусалим и Дамаск и победоносным маршем дошел почти до ворот Стамбула.
Весной 1834 года Ибрагим устроил свою ставку в комплексе гробницы Давида на Сионе. Шокируя мусульман тем, что восседал на европейском троне-кресле (который он предпочитал традиционному османскому дивану с подушками), и открыто попивая вино, он занялся реформированием иерусалимской жизни. Он ослабил давление на христиан и иудеев, обещав им равенство перед законом, и упразднил все пошлины и взносы, которые должны были платить посетители Гроба Господня. Отныне всем позволялось носить мусульманские одежды, ездить по улицам города верхом и — впервые за все века — не платить джизью[210]
. Однако тюркоговорящие албанцы, у которых теперь была власть, пуще всего презирали арабов: отец Ибрагима называл их «дикими зверями». 25 апреля Ибрагим встретился с лидерами Иерусалима и Наблуса на Храмовой горе и повелел им призвать на воинскую службу 200 иерусалимлян. «Я хочу, чтобы этот приказ был исполнен незамедлительно», — заявил Ибрагим. Но Иерусалим отказался повиноваться. «Лучше умереть, чем отдать детей наших в вечное рабство», — ответили его жители.