Основанное в 1808 году лондонское Общество распространения христианства среди евреев, более известное как Еврейское общество, ныне процветало — отчасти благодаря Шафтсбери. «Вся молодежь словно помешалась на религии», — бурчал еще один пожилой бонвиван эпохи Регентства лорд Мельбурн — премьер-министр при восшествии на престол королевы Виктории в 1837 году. Убежденные в том, что вечное спасение можно обрести через личное постижение Иисуса и Его Благой вести (Евангелия), эти евангельские христиане ожидали Второго пришествия с верой, напоминающей одержимость. Шафтсбери, как и английские пуритане два века тому назад, верил, что возвращение на Сион и обращение иудеев будет способствовать созданию англо-израильского Иерусалима и скорейшему наступлению Царства Небесного. Для Пальмерстона Шафтсбери подготовил меморандум, главная идея которого заключалась в том, что «нет страны без народа, и Бог в Своей мудрости и милости направляет нас к народу без страны»[211]
.«Частью ваших обязанностей, — инструктировал Пальмерстон иерусалимского вице-консула Тёрнера Младшего, — будет обеспечение защиты евреев в целом». Одновременно послу при Оттоманской Порте Пальмерстон приказывал «настоятельно рекомендовать [султану] поощрять желание евреев Европы вернуться в Палестину». В сентябре 1839 года Тёрнер Младший основал иерусалимский филиал лондонского Еврейского общества. Шафтсбери ликовал. В дневнике он записал: «Древний город народа Божьего скоро снова займет свое место среди столиц мировых держав. Я всегда буду помнить, что Господь осенил меня принять план в Его честь, дал мне силы и влияние, чтобы достигнуть наши с Пальмерстоном общие цели, и послал мне человека, способного возродить Иерусалим в его былой славе». На печатке Шафтсбери была выгравирована надпись: «Молюсь за Иерусалим».
Еще один ревностный викторианец, одержимый иерусалимской идеей, сэр Мозес Монтефиоре, о котором мы уже упоминали, включил в собственный герб изображения символов Иерусалима — небольшие холмы, кедровое дерево и лев. Этот герб он поместил на карете, перстне-печатке и даже украсил им собственную кровать. А в июне 1839 года он с женой Джудит, вооруженный пистолетами для защиты денег, которые чета собрала у жертвователей в Лондоне, вновь приехал в Иерусалим.
В Святом городе свирепствовала чума, и чета Монтефиоре расположилась лагерем на Масличной горе. За время пребывания там Мозес принял свыше 300 посетителей. Когда эпидемия пошла на спад, Монтефиоре въехал в город на белом коне, одолженном ему губернатором, и продолжил принимать петиции и раздавать подаяния нищенствующим евреям. Приезду Мозеса с женой радовались приверженцы всех трех религий в Иерусалиме. Но когда супруги осматривали святые места в Хевроне, на них напала мусульманская чернь. Они едва спаслись — и то лишь благодаря вмешательству османских солдат. Но и этот случай не обескуражил Монтефиоре. Покидая Иерусалим, этот возрожденный иудей и убежденный империалист испытывал похожий, хотя, конечно, несколько иной мессианский пыл, чем Шафтсбери: «О Иерусалим, — записал он в дневнике, — да будет этот город восстановлен уже при нашей жизни. Аминь».
Шафтсбери и Монтефиоре верили в божественную миссию Британской империи и возвращение евреев на Сион. Чаяния евангельских христиан и обновленная энергия грез иудеев об Иерусалиме слились воедино, став одной из главных идей, владевших умами викторианцев. И случилось так, что художник Дэвид Робертс вернулся в 1840 году из Палестины как нельзя вовремя, чтобы представить публике свои ставшие невероятно популярными яркие романтические образы восточного Иерусалима, готового к восприятию британской цивилизации и еврейской реставрации. Евреи остро нуждались в защите со стороны Британии, поскольку противоречивые обещания терпимости, которые давали им то султан, то албанцы, спровоцировали совершенно неожиданные и кровавые события.
В марте 1840 года семеро евреев Дамаска были обвинены в убийстве некоего христианского монаха и его слуги-мусульманина, совершенном ими якобы для того, чтобы использовать кровь убитых в ритуальном жертвоприношении на Песах. Сценарий обвинения был выдержан в духе печально известного «кровавого навета», впервые сформулированного в Оксфорде еще во времена Второго крестового похода в XII веке. В ходе следствия были арестованы и подвергнуты пыткам более 60 детей с целью заставить их матерей показать «тайное место крови».