Иерусалим из отсталого разоренного поселения, управляемого захудалым пашой с убогим безвкусным сералем, быстро превращался в город с сановниками, сверкавшими золотом и драгоценностями. С XIII века в нем не было латинского патриарха, а православный патриарх уже долгое время жил в Стамбуле. Но теперь французы и русские поддерживали возвращение предстоятелей в Иерусалим. В городе находилось уже семь европейских консулов — напыщенных чиновников, которые олицетворяли имперские амбиции своих государств и всячески демонстрировали собственную высокомерную претенциозность. В сопровождении высоченных телохранителей-кавасов в ярко-алой униформе, с саблями и тяжелыми золотыми жезлами, которыми те ударяли о брусчатку, расчищая путь, консулы торжественно расхаживали по городу, пользуясь любым поводом, чтобы навязать свою волю слабеющим османским властям. Турецкие солдаты должны были вытягиваться в струнку даже в присутствии детей консулов. Притязания же консулов Австрии и Сардинии были особенно настойчивы, поскольку их монархи считали себя номинальными королями Иерусалимскими. Однако никто из них не мог сравниться по заносчивости и мелочности с британскими и французскими консулами.
В 1845 году Тёрнера Младшего сменил Джеймс Финн. Почти 20 лет он был столь же могуществен, как османские губернаторы, хотя этот самодовольный лицемер, вмешивавшийся во всё и вся, раздражал не только английских лордов и османских пашей, но и прочих иностранных дипломатов. Пренебрегавший распоряжениями из Лондона, он предлагал британскую протекцию евреям из России и при этом не прекращал попыток обратить их в христианство. Когда османы разрешили иностранцам покупать землю, Финн приобрел сначала участок на холме Тальбийе и устроил там ферму, а позднее купил надел в винограднике Авраама (на средства некоей мисс Кук из Челтнема плюс денежная помощь нескольких набожных английских леди из числа евангельских христианок) — и все это с целью обратить как можно больше иудеев, проповедуя им радости честного труда.
Финн считал себя имперским проконсулом (губернатором колонии), благочестивым миссионером и магнатом в одном лице, без зазрения совести скупая земли и дома за подозрительно крупные денежные суммы. Он и его жена — также фанатичная евангельская христианка — научились бегло говорить на иврите и широко распространенном ладино. С одной стороны, они ревностно защищали евреев, жестоко притесняемых в Иерусалиме; с другой — бесцеремонное миссионерство Финна провоцировало подчас яростный отпор иудеев. Так, он вызвал волну возмущения, крестив, против воли родителей, мальчика по имени Мендель Дигнесс: «иудеи взобрались на террасу дома и чинили великие беспорядки». Финн называл раввинов фанатиками, но далеко в Британии влиятельный Монтефиоре, прослышавший, что евреев обижают, в пику Еврейскому обществу отправил в Иерусалим врача-еврея и все необходимое для устройства аптеки. Общество тем временем открыло больницу на краю Еврейского квартала.
В 1847 году арабский мальчик-христианин подрался с подростком-евреем. Подросток, обороняясь, бросил в обидчика камень, до крови поцарапав тому ногу. Греки — традиционно наиболее антисемитская община в городе, — поддержанные мусульманским муфтием и кади, обвинили иудеев в том, что они таким образом пытались добыть христианской крови, чтобы добавить в мацу к Песаху. «Кровавый навет» грозил захлестнуть Иерусалим, но сработала охранная грамота султана, пожалованная Монтефиоре после дамасского инцидента.
Между тем консулы сплотились вокруг, пожалуй, самого одиозного дипломата в американской истории. «Сомневаюсь, — замечал побывавший в Иерусалиме английский писатель Уильям Теккерей, автор романа „Ярмарка тщеславия“, — чтобы какое-нибудь другое правительство могло принять или назначить подобного чудака в качестве посла».
4 октября 1844 года в Иерусалим прибыл Уордер Крессон — американский генеральный консул в Сирии и Иерусалиме, чье назначение на эту должность определила его собственная уверенность в том, что Второе пришествие состоится в 1847 году. В надменности и высокомерии Крессон превзошел всех консулов Святого города: он скакал галопом по Иерусалиму в «облаке пыли» и в окружении «небольшой американской армии», под стать «войску рыцарей и паладинов» из романа Вальтера Скотта — отряду «вооруженных и сверкающих всадников под предводительством араба в сопровождении двух янычар с серебряными пиками, блестящими на солнце».