Иерусалим. Биография

Когда Крессон стал американским консулом, число американских евангелистов, посещающих Иерусалим в ходе подготовки к Судному дню, заметно возросло. Американское правительство в конечном итоге отстранило его от исполнения консульских обязанностей, но он еще несколько лет продолжал демонстративно выдавать протекционные визы евреям, а затем и сам перешел в иудаизм, приняв имя Михаэль Боаз Исраэль. Последнее переполнило чашу терпения его давно покинутой жены, и она возбудила против Крессона иск, требуя признать его душевнобольным и ссылаясь на то, что он «размахивает перед ней револьвером», еще она уверяла, что Крессон проповедует на улицах исключительно с целью наживы, и упомянула его финансовую несостоятельность, религиозные метания, проекты по восстановлению иудейского Храма, а также некоторые сексуальные девиации. Крессон отплыл из Иерусалима в Филадельфию для психиатрического освидетельствования — и все это стало громким делом, поскольку миссис Крессон оспаривала конституционное право американского гражданина верить в то, во что ему заблагорассудится, то есть посягала на основы джефферсоновской свободы.

Суд признал Крессона душевнобольным, но тот подал апелляцию и добился пересмотра судебного дела. Миссис Крессон вынуждена была «отречься либо от Спасителя, либо от своего мужа», а перед ее бывшим супругом встал выбор отречься «либо от Единого Бога, либо от своей жены». Жена проиграла второй процесс, подтвердивший свободу вероисповедания американцев, и Крессон вернулся в Иерусалим. Он создал под городом образцовую еврейскую ферму, погрузился в изучение Торы, развелся, наконец, с женой и женился на еврейке; и все это время он писал книгу «Ключ Давидов». Местные иудеи почитали его «американским святым гостем», а когда он умер, похоронили его на еврейском кладбище на Масличной горе.

Иерусалим был настолько переполнен ожидавшими апокалипсиса американцами, что Американский психиатрический журнал уподобил их истерию калифорнийской золотой лихорадке. Приехавшего в город Германа Мелвилла впечатлила и оттолкнула «заразная болезнь» американского милленаризма — «эта нелепая евреемания», как он назвал ее, «наполовину печальное шарлатанство, наполовину фарс». «Как мне следует действовать, когда в этот город стекаются все сумасшедшие или разочарованные граждане Соединенных Штатов? — вопрошал своего госсекретаря американский консул в Бейруте. — Некоторые из недавно прибывших в Иерусалим носятся со странными идеями, будто уже в этом году явится наш Спаситель». Впрочем, тот же Мелвилл отлично понимал, что этим надеждам не суждено сбыться: «Никакая иная местность, кроме Палестины, в особенности Иерусалим, не в состоянии так быстро рассеять романтические ожидания путешественника. В некоторых людях разочарование таково, что у людей просто болит сердце».

Иерусалим играл исключительную роль в представлении американских и английских протестантов о Втором пришествии. И все же их пыл и рвение не шли ни в какое сравнение с иерусалимской идеей, занимавшей умы русских. В конце 1840-х годов амбиции российского императора простирались уже до того, чтобы сделать Святой город, выражаясь словами Уильяма Теккерея, «центром прошлой и будущей истории мира» — даже ценой европейской войны.

«Жандарм европы» и перестрелка в Гробе Господнем: русский бог в Иерусалиме

В Великую пятницу 10 апреля 1846 года османский губернатор и его солдаты были настороже: в тот год православная и католическая Пасхи совпали. Монахи еще даже не зажигали лампад в церкви Гроба Господня: они тайком проносили туда пистолеты и кинжалы, пряча их за столпами и под облачениями. Кто будет первым проводить свою службу? Греки успели возложить пелену на престол Голгофы. Католики чуть-чуть опоздали. И не преминули оспорить действия греков: разве султан наделил их такими правами? Те возразили католикам: где же ваш султанский фирман, дающий право молиться первыми? Ситуация накалялась, спорщики готовы были уже взяться за спрятанное под ризами оружие. Наконец две стороны схлестнулись, и богослужебная утварь мигом пошла в ход: присутствующие до тех пор размахивали распятиями, подсвечниками и лампадами, пока не блеснула холодом острая сталь и не раздались выстрелы. Когда османские солдаты ворвались в церковь, чтобы прекратить побоище, вокруг Гроба Господня уже лежало 40 мертвых тел.